Вифо́н в моём кармане тихо пискнул. На экране высветилась надпись: «Ю́ли, мы тебя ждём! Поторопись, пока нас не занесло снегом!» Я вздохнула, подобрала повыше полы пальто и неуклюже перелезла через высоченный грязно-серый сугроб. Снегоуборщик прошёл ровно посередине дороги, оставив после себя крутые валы. В ботинки набилось ледяное крошево, иголочками закололо щиколотки.
– От ж зараза! – от души выругался полный усатый мужичок, перебирающийся следом за мной. – Сколько бытовикам не плати, никакого толку!
Мысленно согласилась с ним, прибавив парочку крепких выражений. Выбралась на расчищенный тротуар и направилась в сторону рынка. Под подошвами весело хрустел песок, которым щедро присыпали бугристую наледь. В морозном воздухе кружились редкие снежинки, но, судя по надвигающимся с юга плотным низким тучам, прояснения не ожидалось.
– Опять снег повалит, – проворчал всё тот же мужичок, семенивший позади меня. – Сыпет и сыпет, сыпет и сыпет… тьфу!
Таких обильных снегопадов в Скиро́не не помнили даже старожилы. Бытовые службы не справлялись, снегоуборщикам приходилось проезжать по одной и той же улице несколько раз за день. Дворники, сплошь рослые северяне, с раннего утра и до позднего вечера расчищали тротуары деревянными лопатами по старинке. И всё равно, вот уже которую неделю, просыпаясь, я видела в окне неизменную картину: ровное белое поле, упирающееся в стену соседнего здания.
Город опустел. Мелкие машины вязли в снегу, общественный транспорт ходил по сокращённому расписанию. Зажиточные горожане предпочитали лишний раз не вылезать из дома, по неотложным делам и за покупками отправляли и́нго. Государственные учреждения ограничили приём посетителей, кафе и рестораны перешли на доставку готовой еды. Курьеры, почтальоны и разносчики мужественно штурмовали полностью занесённые снегом переулки. Учащихся дважды в день развозили специальные автобусы, махины с колёсами не менее ярда диаметром. До деловых и промышленных районов люди добирались подземкой. Мне повезло больше: управление технического надзора, где я служила, находилось в трёх шагах от моего дома, а центральные проспекты худо-бедно откапывали.
– Когда же закончатся эти проклятущие снегопады! – не унимался мужичок. – Император обещал нам релугир… регулир… Погоду по расписанию! А вместо этого сыпет и сыпет!
– До весны осталась неделя, – ответила резче, чем собиралась. – Потерпите немного.
В голосе прорезались властные нотки. Мужичок притих. Поравнялся со мной, скосился – и живо прибавил шагу. Все государственные служащие Кергáра носили знак присяги империи – ромб с восходящим солнцем, герб династии Рени́ров. Его цепляли на браслет, крепили к короткой цепи на шею или же, как я, прикалывали на лацкан пальто. Главное, чтобы был на виду. А там гадай – в канцелярии управления я бумажки перекладываю или же в Третьей тайной службе выискиваю недовольных политикой императора. Мой случайный попутчик решил не рисковать.
Мостовую вокруг рынка расчистили до старинной брусчатки из тёмного, обточенного временем булыжника. Само круглое приземистое здание с плоским куполом насчитывало восьмой век. Оно помнило расцвет и развал Кергарской республики, годы изобилия и голодные бунты, баррикады на улицах и пламенные речи Ало́нсо Великого, первого императора и уроженца Скирона. Алонсо и ныне приглядывал за своими земляками – бронзовый, с высоты стоярдовой колонны из розового гранита, установленной к столетию со дня его смерти. Орлиный профиль императора был обращён к морю, скрещённые на груди руки выдавали волевую, сильную натуру. К сожалению, Бергáн, правнук Алонсо, от доблестного предка унаследовал не только привлекательную внешность и нос с характерной горбинкой, но и вспыльчивость и упрямство, свойственные роду Рениров.
– Юли! – услышала я жизнерадостное. – Юли, мы здесь!
Для надёжности Патри́ша помахала мне рукой. За ней возвышалась могучая фигура Джи: инго тоже улыбался. В отличие от хозяйки, нарядившейся в лёгкое кашемировое полупальто, он закутался в шубу с капюшоном. Жители архипелага в нашем промозглом приморском климате постоянно мёрзли.
– Светлого дня, льéна Диги́ш, – поприветствовал меня Джи. – Что случилось с вашей машиной? Может, я взгляну?
– Вместо машины у меня во дворе сугроб, – рассмеялась я. – Проще ждать, пока он по весне растает, чем откапывать. Спасибо, что согласились выручить. Обратно со щенком на руках я бы не дошла.
– Рассказывай! – потребовала Патриша. – С чего это ты вдруг надумала завести собаку?
Мы работали в разных отделах управления, хотя частенько пересекались и болтали о всякой всячине, от модных фасонов сумочек до классической оперы. Не закадычные подружки, но хорошие знакомые. Моим единственным настоящим другом была Зéя, инго, принадлежавшая ещё моей бабушке. Когда бабушки не стало, Зея переселилась к нам. После смерти родителей она заменила мне семью. Вела хозяйство, вязала толстые шерстяные носки и варежки, постоянно мурлыкала под нос незамысловатые песенки. Готовила традиционную для степей еду, крохотные полупрозрачные лепёшки с различными начинками. Полное блюдо этих лепёшек, от которого исходил невероятно аппетитный запах, всегда встречало меня на кухне. В начале осени Зеи не стало.
– Слишком тоскливо возвращаться в пустой дом. Особенно сейчас, когда всё завалило снегом. Никуда не выйти, скучаешь в четырёх стенах. Так хотя бы рядом будет живое существо.
Патриша понимающе кивнула.
– Ты уже определилась с породой?
– Остановилась на северных шéнах. Милахи, и охранники из них хорошие.
– Отличный выбор, – одобрил Джи. – Только брать собаку на рынке рискованно. Цены там ниже, зато запросто могут подсунуть бракованного или больного щенка. Лучше обратиться в питомник.
– Не с моими доходами, – приуныла я.
– Юли, я с удовольствием одолжу тебе любую сумму, – напомнила Патриша.
У неё, дочери весьма состоятельных родителей, проблем со средствами не существовало. В управлении она служила исключительно из желания доказать, что вполне способна сама себя обеспечить. Это не отменяло дорогостоящих подарков: на восемнадцатилетие отец подарил Патрише двухэтажный особняк в центре Скирона, а мама – инго с архипелага. Джи представлял собой образец мужской красоты – высоченный широкоплечий блондин с идеальной фигурой, бронзовой кожей и глазами цвета морской волны. Полагаю, таким образом родители хотели удержать излишне влюбчивую дочь от опрометчивого раннего брака. Затея вышла им боком: к двадцати пяти годам Патриша не обзавелась мужем и втайне от отца и матери подала документы о признании Джи полноправным гражданином империи.
– Спасибо, Пат, но я предпочитаю жить по средствам, – вежливо отказала я.