Адское пекло, как же Янар умаялся! Веки слипались – до того долго соплеменники готовились к казни убийцы и захоронению павших. Хотелось взвыть: «Ну давайте, ненаглядные! Рожайте! Делайте дело или не делайте – всяко уже едино!» Едкие речи вились в уме, но с губ не срывались. Янар оглядел фениксов, оцепивших воронку вулканического кратера. Перехватил беглый кивок собрата, подсказавший, что с приготовлениями покончено.
И прокричал в черноту ночи:
– Да сгинут в огне рождённые в огне! Да омоются они пламенем и упокоятся на веки вечные!
Взрыв свистов и рукоплесканий заглушил эхо прогремевших слов. Поднялся гомон, задорный и весёлый, как застольная песнь. Другим в миг погребения павших подобало бы держать головы склонёнными и хранить молчание, но на Ифлога властвовали иные устои. Фениксы провожали собратьев в последний путь улыбками, пылкими возгласами и плясками под барабанный бой.
Земля задрожала, грозясь просесть и обрушиться. Тени сгустились и потемнели, когда из вулкана повалили клубы чёрного дыма, подсвеченные отблесками забурлившего в жерле пламени. Огненные струи скопом хлынули в затянутое смогом небо и рассыпались ворохами искр. Часть окропила столпившихся фениксов, но не оставила ожогов, не испепелила перья на алых крыльях.
Фениксы упивались лавовыми брызгами на коже. С наслаждением наполняли лёгкие раскалённым воздухом. Один переминался у двух мёртвых тел, завёрнутых в красные шелка. Другой держал кинжал у горла скованной цепями вырожденки – гарпии-нереиды. Вместо перепончатых крыльев на её спине остались сочившиеся кровью обрубки. На предплечьях не было чешуек – вырвали. Почти лишённая чар вырожденка едва держалась на ногах и обращала дурной взор к небу. Белые волосы липли к её изрезанным щекам.
Мало кто жаждет смерти. Вырожденцы – не исключение. Но за жизнь существует одна равноценная плата – жизнь. Девчонку неспроста приговорили к казни. Вчера она обезумела и задрала двух фениксов. Пусть ликует, что Янар снизошёл до жеста милосердия и решил не пытать её. Мог бы кости по одной выломать. Мог бы на куски разодрать, чтобы поджарить каждый в кипящем масле.
– Великий Умбра! – Голос Янара хлестал кнутом. – Сохрани пепел павших в своих владениях и смешай его с пеплом уже упокоенных детей огня! Кто вышел из пламени, пусть угаснет в пламени!
– Кто вышел из пламени, пусть угаснет в пламени! – поддержал его хор голосов.
Двое фениксов сбросили свёртки с телами в жерло, а третий подтолкнул к нему зашипевшую вырожденку.
Стерлись улыбки. Смолкли и барабаны, и затих бивший по ушам гул. Звякнули стискивающие девчонку цепи. Она споткнулась. Подковыляла к краю воронки, обветриваемая пепельным дымом. Вдруг запрокинула голову. Рассмеялась, и ветер разнёс хохот над вулканом.
– Жизнь за жизнь! – выплюнул Янар.
Чары огня покрыли глаза фениксов искристой краснотой. Сотни пылающих взглядов прожгли вырожденку. Надзиратель резанул кинжалом по её горлу, и багряный ворот окрасил хилую шейку. Рот девчонки приоткрылся в немом вопле. Обмякшее тело ослабло и осело наземь. Подогнанное сочным пинком, соскользнуло с края воронки и сгинуло в дымно-огненной круговерти.
Захлопали крылья. Друг за другом фениксы рванули ввысь и закружились над кипевшим жерлом, образуя ритуальный круг.
Янар не разделил повального веселья. Поднялся в воздух, понёсся вниз и приземлился у подножия вулкана. Вбежал по лестнице, утекавшей в его глубины, и вскоре распахнул врата правительственного зала.
Трон царствовавшей на Ифлога династии высился у противоположной стены. Его соорудили предки Янара – верховные заклинатели огня. К делу подошли с толком. Подвесили кресло на прикреплённые к потолку цепи. Спинку из неопалимого дерева эвено украсили с двух сторон распахнутыми крыльями и увенчали черепом мантикоры. Черепа пылились и возле трона, усеивали помост и пятиступенчатую лестницу, к нему примыкавшую. Фениксы как бы вбили их в пол. Замуровали.
– Жаркой ночи, ягодка. – Янар ощутил укол чужого взгляда и щёлкнул пальцами.
Десятки факелов вспыхнули и озарили зал. Теперь света хватало, чтобы Янар мог рассмотреть дриаду. Закутанная в плащ, она стояла в углу и скребла ногтями стену. Горящие огни выхватывали из теней капюшона лицо, смуглое, искаженное гримасой боли и блестящее россыпью испарин. Выдержка дриады дала трещину. Азалия не железная – за доспехами хладнокровия бьётся живое сердце. Занятненько. Поначалу-то казалось, что её ничем не пронять. Но нет. Она даже на вулкан не пожелала подняться. Не захотела смотреть, как казнят её подопечную.
Злой рок свёл Янара с Азалией пару месяцев назад, когда Янар уже плюнул на гиблую затею – приручение вырожденцев. И пожелал обратить пеплом тех десятерых, кого отловил и насильно приволок на Ифлога. Достали! Утомили! Казалось, они быстрее сердца себе выгрызут, чем согласятся поладить. А жаль.
Два бога: Тофос – дневной, Умбра – ночной, создавали мир и населяли его существами. Тофос сотворил народности, чья магия опиралась на силы света, Умбра сотворил народности, чья магия опиралась на силы тьмы.
Позднее появились гибриды – дети двух существ, принадлежавших к разным, но созданным одним Богом народностям. Появились вырожденцы – дети двух существ, принадлежавших к разным народностям, созданным разными богами с противоположной магией. Вырожденцев часто называли идеальными орудиями убийства. Только по их венам свободно текли чары двух несовместимых существ.
Вырожденцы сильны, но за силу взята плата: чем старше они становятся, тем отчаяннее внутри них разгорается бой двух непримиримых сущностей – светлой и тёмной. К двадцати пяти годам вырожденцы впадают в безумие и превращаются едва ли не в дикое зверьё.
Само собой, держать в клане выводок тварей, кипящих противоборствующими чарами, глупость еще большая, чем попытки их приручить. Потому-то Янар и готов был развести руками, мол, не дано.
Но тут свалившийся ему на крылья племянничек – Рубин – притащил на Ифлога лесную девицу. Не блудницу для увеселений, а считавшуюся издохшей дочь Стального Шипа – павшего дриадского тирана. За Азалией хвостом подтянулись чистокровные существа, отвергнутые кланами и принявшие её поддержку. Подтянулись вырожденцы, которых Азалия воспитывала чуть ли не с рождения.
Двукровные ублюдки заглядывали ей в рот. Без прикрас. Бегали за ней как детвора за кормилицей.
– Всё кончено? – не то хрип, не то стон соскользнул с губ Азалии. Она пошевелила ими, словно проверяя, не исчез ли шрам на щеке. – Шивани мертва?
– Казнена. – Янар пересёк зал. Уселся на трон и принялся раскачиваться. – Можешь выдохнуть.
– Ты можешь выдохнуть, – с нажимом произнесла Азалия. – А мне они как дети.
