Утро первого сентября 2001 года выдалось ярким и солнечным. Солнце сверкало на ярко-голубом, будто свежевымытом небе. Радуясь теплу, вовсю пели птицы. Прошедший ночью дождик прибил пыль, а выгоревшая за лето трава, радуясь влаге, даже заново позеленела и прихорошилась. Ветерок покачивал в разные стороны головки цветов на клумбах. Все казалось будто специально принаряженным, разукрашенным и сказочным, таким чудесным, что даже школьники средней образовательной школы номер двадцать три радовались жизни, вместо того, чтобы грустить о прошедшем лете.
Пестрый круговорот детей и взрослых на школьном стадионе не замирал ни на секунду. Девятилетние второклассники, забыв о субординации, висели на любимом классном руководителе, пятиклассники изо всех сил делали вид, что они взрослые и пытались чинно стоять в отведенном им месте, но общее незапланированное веселье было так заразительно, что даже одиннадцатые классы, звонко хохотали и размахивали разноцветными воздушными шарами. Вот-вот должна была начаться официальная часть мероприятия, которая задерживалась почти на пятнадцать минут по причине отсутствия одной из участниц праздника.
– Если она не появится через пять минут, я лишу ее премии! – грозно сдвинув очки на кончик носа, тихо возвестила строгая завуч.
– Если она не придет, мой номер будет сорван! – бушевала музработник Кораблева.
– Вот скука будет, если она не придет, – дружно вздохнула мужская половина одиннадцатого «А» класса.
– Мы так по ней соскучились, – шмыгнув носами, пробубнил второй «Б».
– Простите, извините! – в толпе мелькнули рыжие волосы. – Я очень-очень извиняюсь.
Пострадавший от рыжего вихря родитель вежливо отступил в сторону. Девушка сдвинула на лоб кепку и, еще раз извинившись, помчалась дальше. Она была так молода, что он сперва, принял ее за выпускницу старших классов, но когда голубая куртка и кепка замелькали среди преподавателей, в его голову закралось смутное предположение, что эта хулиганка-учительница.
– Пришла! – коллективный вздох облегчения, который испустили все, ну или почти все, присутствующие мог бы поднять в воздух дирижабль. Дальше праздник катился по накатанной колее – цветы, наставления, пожелания. Отзвучали последние аккорды школьного марша, и детский поток, разбавленный учителями и родителями, устремился в ворота школы.
******
Она была совсем неправильной учительницей, наверное, поэтому ее так любили дети. Даже предмет, который она пришла преподавать вместо старичка-маразматика, из внеклассного внезапно превратился в самый посещаемый в школе. На уроки шахмат для второклассников заглядывали не только старшеклассники, но и старшие братья – дяди – разведенные папы учеников. Школа издавна считалась элитарной. Здесь обучались дети обеспеченных родителей, и пожелай, учительница легко могла составить прекрасную партию. Примерно через месяц после ее появления в педколлективе был даже учрежден некий тотализатор. Ставки принимал физрук, который и сам был бы не прочь выставить свою кандидатуру в число претендентов на руку и сердце новенькой. Не делал он этого по причине не соответствия материальному уровню прочих претендентов, а также наличия законной супруги. Неожиданно для всех, джек-пот сорвала уборщица Клавдия Михайловна. Она оказалась единственной, кто поставил оставшиеся от пенсии сто рублей на учительницу против депутата Воронцова. Наученные горьким опытом коллеги впредь наблюдали за личной жизнью девушки, не отваживаясь при этом рисковать финансами. Делали они правильно, потому как и спустя год, учительница оставалась свободной, как ветер, и недоступной, как горная вершина Тибета. Единственной особью мужского пола, к которой она питала нежную привязанность, был ее девятилетний ученик – Роман Шеффер. Его мать погибла в авиакатастрофе, когда ребенку было три года. Роман ее почти не помнил. Отец, не вынеся потери жены, как с головой ушел в бизнес, так и забыл из него вернуться. Родительское участие в делах сына у данного субъекта сводилось к появлению в школе на первое сентября и на двадцать пятое мая. Даже дневник Роману подписывал и на родительские собрания приходил друг семьи, по имени Владимир. Кем он приходился мальчику, учительница понять так и не сумела, хотя старалась изо всех сил. Девушка, со своей стороны, как могла, пыталась заполнить пустоту в жизни ребенка. Хотя понимала, как мало может ему дать. Она сама росла с отчимом, и не понаслышке знала, что такое понимать, что все могло бы быть по-другому. Понимать, что изменить ничего нельзя. Можно только смириться.
Сия история началась в тысяча девятьсот сорок четвертом году, когда князь Отто фон Гуттенберг, ярый противник идей национализма был невинно убиен, а его супруга Мари, не став дожидаться, когда невинно убиют ее, сама покончила с собой. Однако дамой она была странной и непредсказуемой, поэтому несколько близких друзей не особенно удивились, когда через два года Мари фон Гуттенберг воскресла в Калифорнии, где в роскоши и горе провела следующие двадцать пять лет. В Германию Мари собралась только, когда пострадавшим от фашистского режима, стали возвращать утраченную собственность и выплачивать компенсации. На момент, когда княгиня снова ступила на родную землю, у нее имелись двое взрослых детей – сын Пауль и дочь Лира. Сын был резко против возвращения на родину. Однако разумных аргументов, достаточных, чтобы отговорить мать, привести не смог. Примерно через пару месяцев после возвращения в отчий дом, Пауль, словно убедившись в своих подозрениях, вдрызг разругался с Мари и умчался на все четыре стороны. Уговорить Лиру уехать вместе с ним, Пауль не смог. Сестра была погружена в отношения с любимым мужчиной и ничего не желала слышать. Непонятно чего или кого так боялся Пауль, но вместо относительно свободных европейских стран и совершенно свободных Соединенных штатов, его занесло в отгороженный от всего мира Советский Союз. Более того, в первое время, нестесненный в средствах, Пауль сумел сойтись с нужными людьми, которые помогли получить новые документы и стать советским гражданином. О матери и сестре он больше не вспоминал и вестей о себе не подавал. Через три года Павел Голубев, он же Пауль фон Гуттенберг, встретил очаровательную девушку по имени Эвелина, на которой вскоре женился и произвел на свет двух очаровательных дочерей. Первую, как ни брыкалась супруга, он нарек Хеленой, в честь прабабушки, вторую Лирой, в честь сестры. Вплоть до перестройки они прожили душа в душу, однако, когда стена, отгораживающая советскую землю от прогнившего Запада пала, на пороге их благополучного дома, возник призрак из прошлого. Княгиня фон Гуттенберг со слезами на глазах обнимала найденного сына, глухим голосом рассказывала о смерти Лиры, и на коленях умоляла вернуться домой. Пауль почти сказал «да», но внезапно возмутилась супруга. Эвелина, потерявшая в войну всю свою семью, не желала и слышать о переезде в ненавистную страну. Сколько Пауль не пытался объяснить жене, что его отец был убит, как раз потому, что никогда не был сторонником фашизма, Эвелина оставалась непреклонной. Она возненавидела не только лгавшего ей все годы супруга, но и старшую дочь, вставшую на сторону отца. На развод ушло чуть более месяца. С Паулем оставалась девятнадцатилетняя Хелена. Несовершеннолетнюю Лиру вывезти без согласия матери было проблематично.
