Тебе девять лет, твой хвост ещё по-детски полосат, а на щеках и груди ещё не проступили малиновые пятна, признаки мужчины. Мать даёт тебе задание накопать корнеклюев, роющих гигантские лабиринты в пустыне к югу от деревни. По преданию старших, когда-то давно, до сотворения мира корнеклюи были чем-то вроде куропаток и ходили по земле, но потом, испугавшись хищников, зарылись под землю и стали чем-то вроде пернатых муравьёв.
Ты уже видел, как это делается. Тебя научили, что из лабиринта брать следует не всех подряд, а фуражиров – самых упитанных, запасающих жир на холодный сезон. Они лежат глубже всех, и их защищают солдаты. Против нас даже солдаты-корнеклюи беспомощны и медлительны, к тому же, от их клювиков и лап спасают специальные лиановые рукавицы. Но, всё равно, ты горд от осознания того, что такое ответственное задание не доверят каждому из деревенского молодняка. Находишь первую попавшуюся нору, разрываешь, выкидываешь солдат на поверхность, и, наконец, ты добираешься до просторной камеры, где лежат разжиревшие фуражиры. Солдаты плюются противно пахнущей жижей, глаза начинают слезиться, но ты не обращаешь внимания, тебе не страшно. Пока не страшно.
Берёшь бечёвку, крепко связываешь троих корнеклюев, чтобы не брыкались, закидываешь на спину и идёшь. Ты должен донести их живыми, их прикопают в решётчатой клетке, будут раскармливать червяками и корешками на зиму.
В этот час тебя настигает твой первый Великий Страх – пара кожекрылов, слетевших с горы и нацелившихся на раскопанный лабиринт. Длинноухие морды скалятся от предвкушения удачной охоты. Ты понимаешь, что до тебя им нет дела, что ты уже слишком велик, и мышам-великанам не унести тебя на своих кожаных крыльях. Но ты бросаешь добычу и бежишь, по-детски переходя на четвереньки, вытянув хвост, словно крысиный поссум. Самец кожекрыла приземляется у связки корнеклюев, твоей связки, твоей добычи, крючком на крыле пытается разорвать лианы, распороть брюхо фуражиру. Птицезверь верещит от страха, от боли. Ты вспоминаешь заветы отца, ушедшего на большую охоту два месяца назад и пока так и не вернувшегося с неё. Оглядываешься, пока лишь пытаясь побороть Великий Страх. Встаёшь на дыбы, раскрываешь руки в Колесе Молитвы Предков и рычишь боевую песнь – сбивчиво, недостаточно громко, нелепо, как всегда нелепо звучит эта песнь в устах молодняка.
Кожекрыл отвлекается от добычи, перепрыгивает связку и идёт на тебя, замахиваясь выставленным когтем на сложенном крыле. Ты стоишь, лишь отшатнувшись назад, берёшь камень и бросаешь в кожекрыла, едва не пробив тонкую кожаную складку крыла. Это лишь раззадоривает его, летучий зверь прыгает на тебя, опрокидывает на землю. Он легче тебя, но выглядит больше и сильнее.
Ты кричишь, ты уже понял, что от Великого Страха не уйти, и следует покориться ему, и, может, лишь тогда удастся выжить. От деревни уже бегут мужчины, несущие копья и Великое Оружие. Им удаётся согнать кожекрыла, но на твоем плече – отныне и навсегда – шрам, напоминающий о Первом Великом Страхе.
Тебе четырнадцать лет, ты стал высоким, плечистым. Ты всё ждешь своего Второго страха, но не знаешь, откуда он придёт.
Однажды, когда на твоей груди лишь начали появляться пятна, к тебе в гамак заползает ядовитая змея, которую не успел поймать ручной кунцелис, свернувшийся алым клубком у порога. Ты просыпаешься, видишь её и падаешь с гамака за пару мгновений до того, как змея собиралась укусить тебя. Кунцелис просыпается, ворчит, поводит острым носом, затем хватает змею и в пару присестов расправляется с ней. Конечно, за утренним костром ты рассказываешь об этом старейшинам, но те лишь смеются. Разве это Великий Страх, говорят они. Ко многим из соплеменников в постель забиралась ядовитая змея или паук. А некоторых даже и кусала – самый старый из собратьев улыбается беззубым ртом, помахивает культёй, оставшейся после укуса, а затем рассказывает неприличную легенду про волшебную змею, заползающую в гамаки к женщинам.
