Алекс стоял на вершине гигантской стеклянной скалы, гладкой, как отполированный обсидиан. Под ним простирался бескрайний океан, состоящий из миллиарда звёзд, разбивающихся на мелкие осколки о подножие. Устремив свой взгляд ввысь, он оцепенел от происходящего в небе. Над головой простиралась бесконечное небо, где в густой субстанции, похожей на светло-розовый кисель плавали медузообразные существа из чистой энергии. Их сиреневые щупальца тянулись к земле, оставляя за собой мерцающие следы. Неожиданно небо заколебалось, и оттуда, вырвались гигантские воздушные существа, похожие на китов. Их тела были словно созданы из пара. Одно из существ медленно опустилось к нему, и Алекс почувствовал, как его разум наполняется голосом, который звучал не в ушах, а прямо в сознании:
– Ты почти готов.
– Готов к чему? – спросил Алекс, но существо уже растворилось в воздухе.
В этот момент он проснулся.
Алекс с самого детства знал, что его сны не такие, как у других людей. Кто-то никогда не видел снов, а остальным виделись лишь разрозненные, бледные образы, забывающиеся через минуту после пробуждения. Ночные путешествия Алекса же были яркими, детализированными, как будто он сам был режиссёром.
Алекс вздрогнул от резкого звука, который издал аппарат ивл, и окончательно проснулся. Давящая тишина больничной палаты. Белые стены, яркий свет лампы и въедливый запах антисептика. Алекс медленно повернул голову. Он прекрасно знал, где находится. Последние годы он провёл в этой палате, борясь с болезнью, которая пожирала его изнутри. Он был парализован ниже шеи, и врачи уже давно перестали подбадривать оптимистичными прогнозами. Он доживал свои последние мгновения в этом теле. Кожа была почти прозрачной, проступали синие вены, из которых тянулись трубки. Сколько времени осталось? Часы? Меньше?
Дверь открылась, и вошла мать. Её глаза были красными, но она старалась не показывать своего горя.
– Как спалось? – спросила она, садясь рядом.
– Хорошо, – ответил Алекс. – Мне снилось… но продолжить фразу уже не было сил.
Она понимающе кивнула и сжала его пальцы. Он чувствовал, как её рука дрожит.
Следом в палату вошли школьные друзья. Их лица были понурыми, кто-то пытался шутить, но Алекс понял, это был прощальный визит.
Ему было сложно сосредоточиться на том, что говорили посетители из-за чего он глупо улыбался и чувствовал спокойствие. Мысли медленно начали вести его куда-то в даль, речь близких становилась всё более приглушённой, и он закрыл глаза.
Внезапно темнота превратилась в ослепительную вспышку.
Алекс больше не чувствовал тела. Не было ни боли, ни усталости, только лёгкость, как будто он стал чистой мыслью, плывущей в бесконечности.
Вокруг него проносились образы: его детская комната, школьный двор, первый поцелуй на крыше заброшенного дома. Но воспоминания не просто всплывали в памяти – они материализовывались, появлялись и исчезали, как сцены из кино.
– Ты прошёл, – прозвучал голос. Но это был не звук. Будто бы сама пустота говорила с ним.
– Кто вы? – спросил Алекс.
– Мы – Архитекторы.
Знания потекли в его сознание потоком, словно молнии – ослепляющие, неизбежные, перекраивающие всё, что он знал до сих пор: Земля никогда не была просто планетой. Она была колыбелью, созданной для одной цели – отбора. Среди миллиардов людей, среди всей этой кишащей, страдающей, любящей и ненавидящей массы лишь единицы обладали истинным даром. Даром, который искали архитекторы на протяжении всего существования человечества просеивая сквозь сито времени каждого человека: способность творить миры в своих снах.
Те самые яркие сны, которые преследовали Алекса с детства – были не случайностью. Человеческие сны – это не случайная игра подсознания, а тест. Испытание, которое проходил человек на протяжении всей своей жизни.
Те единицы людей, кто сумел справиться со своими снами, после смерти становились архитекторами, для которых законы физики были не более чем устаревшими правилами, которые можно переписать одним усилием воли.
Почувствовав силу, Алекс представил мир и в то же мгновение из пустоты возникла планета. Это была живая планета, чья поверхность представляла собой тёплую, бархатистую почву, словно шерсть спящего зверя. Приложив к земле ладонь можно было почувствовать медленный пульс где-то в глубине. Достаточно было бы лишь подумать и на планете менялись законы физики, флора и фауна.
Только теперь Алекс был по-настоящему свободен.
Свободен от тела.
От болезней.
От смерти.
Он был больше, чем что-то материальное.
Он был мыслью.
Творцом.
Архитектором.
И где-то далеко, в крошечной голубой точке под названием Земля, кто-то ещё засыпал, чтобы увидеть особенный сон…
Ну вот и всё. Наконец-то боль начала стихать и через мгновение вовсе исчезла. Дряхлое тело перестало чувствоваться и остались лишь мысли, которые сейчас с бешеной скоростью носились в голове Ивана. Перед глазами было лишь бесконечное белое пространство уходящее куда-то вдаль – белый пол без стен и потолка. Бежать вперёд было совершенно бессмысленно. Картина не менялась ни через десять шагов, ни через сотню.
– Не может быть, что всё вот так теперь и будет. Вечно. Вечное одиночество в белом пространстве.– Иван догадывался, что после смерти его могло ждать что-то подобное и всегда боялся именно этого. Он был убеждённым атеистом, но где-то в глубине подсознания всё же надеялся на ангелов ну или хотя бы на чёрта с раскалённым котлом в крайнем случае. Всё что угодно было бы лучше, чем полное одиночество, которое грызло бы его бесконечно.
– Здравствуй, Ваня.– неожиданно раздался пронзающий голос. Голос звучал из головы и Иван сразу же узнал его. Именно его он слышал всю свою жизнь. Это был его внутренний голос и именно он вёл его по жизни. Именно он являлся автором уморительных шуток в его снах и этот голос, как заезженная пластинка всё снова и снова твердил ему, чтобы Иван подошёл к Машке и первым заговорил с ней. Затем, вместе с этой женщиной они состарились и именно она стала последним человеком, теплота руки которой до последнего не позволяла ему отправиться в белую пустоту. Но Иван был всегда уверен, что внутренний голос – это его собственный разум. Ведь лишь сумасшедшие люди могли общаться со своим внутренним голосом. Но теперь это было уже неважно. Иван сел на корточки обхватив ладонями голову и боялся проронить хоть одно лишнее слово.
