ГЛАВА 1
Монета упала на темную брусчатку. Тихий металлический звон заставил меня оторваться от разглядывания каменных львов Абьери и опустить глаза. Медный динар вращался прямо у моего подола. Тусклый, потертый, прошедший через многие сотни рук, он крутился все медленнее, пока не остановился и не упал плашмя на пыльный камень.
Я прихлопнула монету ладонью, быстро сунула ее в карман и посмотрела вслед уходящему мужчине в черном. Среднего роста, худощавый, из-под потертого берета выглядывают темные вьющиеся волосы. Одет небогато. Что заставило его кинуть мне динар? За то время, что прожила в Ветерии, я уже успела узнать, что ее жители не отличаются излишним милосердием, да и побирушек не жалуют. Кьер, полкьера — вот и все, что мне удавалось собрать за день, не считая ругательств и насмешек. А тут — целый динар. Поразительная щедрость! Жаль только, что моей проблемы этим не решить.
Я покосилась на невозмутимые каменные морды, украшающие ворота герцогского дворца, и вздохнула.
— Молчите? — прошептала на родном языке. — Не хотите выдавать своих секретов?
В глазах одного из львов мелькнул алый отблеск, но стоило присмотреться, как он тут же пропал. Нет, не торопились магические охранники дворца раскрывать свои тайны. Не хотели делиться ими с чужаками. Вот уже три недели я разглядывала неподвижные мраморные изваяния, но так и не приблизилась к тому, ради чего оказалась в Ветерии. Что скажешь? Невезение…
Ветер донес из траттории аромат запеченного с травами мяса, и живот свело от голода, а перед глазами проплыли заманчивые видения: куски аппетитной свинины, сочащиеся жирным соком ребрышки, золотистая полента, политые соусом каперини. Я представила все это так отчетливо, что рот наполнился горькой слюной, а желудок обиженно заурчал. Да, не часто ему перепадает поесть досыта.
Грохот колес заставил меня отвлечься от грустных мыслей.
— Франческо! — послышался громкий окрик, и я увидела подъехавшую к воротам крытую повозку. На козлах сидел худой светловолосый мужчина с острым, как осколок стекла, лицом. — Где тебя носит, бездельник? — недовольно проворчал он. — Открывай скорей!
— Чего кричишь, Лоренцо? Нетерпеливый какой! Похоже, ты из материнского лона сам в руки повитухи выпрыгнул? — насмешливо ответил ему стражник, крупный детина в яркой желто-синей форме. Он не торопясь вышел из караулки, поднял шлагбаум, преграждающий въезд под каменные своды ворот, и громко спросил: — А что, Лоренцо, как в Адуе погодка? Говорят, дожди зарядили?
— Льет, не переставая, света белого не видно, — неохотно ответил Лоренцо и злобно прикрикнул на лошадей: — Ну? Чего встали? Пошли!
Повозка с гулким грохотом проехала под сводами ворот и скрылась во дворе, а стражник опустил полосатый шлагбаум и покосился в мою сторону. На лице его мелькнуло раздумье.
— Все сидишь? — крикнул он мне. — Не боишься ньора герцога прогневать?
Я молча качнула головой и отвернулась.
— А ты рожу-то не вороти, — не унимался стражник. — Здесь побирушкам не место. Иди отсюда.
Он махнул рукой, сопровождая свои слова пренебрежительным жестом, и презрительно поджал губы.
Ох, как же мне хотелось сказать этому мужлану пару ласковых, но я не могла позволить себе такой роскоши, поэтому просто опустила глаза и уставилась на свои стоптанные туфли.
— Ты слышала? — повысил голос стражник.
Он вразвалку двинулся ко мне, заложив большие пальцы рук за пояс и неся вперед свое пузо, как таран.
— Ну? Пошла отсюда!
Стражник навис надо мной, в нос ударил запах чеснока, и я не выдержала. Подняла голову и с вызовом посмотрела в рыхлое, ноздреватое лицо.
— Чего глазюки вылупила? — в голосе мужчины послышался испуг. — Ишь ты, желтые, как у кошки. Ну что ты на меня смотришь? Разжалобить хочешь? Или приворожить?
Он некрасиво оттопырил нижнюю губу и торопливо перекрестился.
— Со мной святые Аброзио и Винченцо, — тихо пробормотал стражник и уже громче добавил: — Иди отсюда, ведьма, нечего у окон ньора герцога торчать.
— Нет.
Я упрямо помотала головой.
— Что ты сказала?
Двойной подбородок стражника дернулся, а за ним колыхнулся и перетянутый двухцветным поясом живот.
— Я никуда не уйду, — повторила я, надеясь, что стражник не обратит внимания на мой акцент. — И я не ведьма. Навере — свободный город. Тут любой может делать то, что хочет. Закон герцогства.
— Так ты еще и чужестранка? — не оправдал моих ожиданий толстяк. — Гляди-ка, говорить толком не научилась, а законы знает.
Огромный, плотно обтянутый желтым сукном живот колыхался перед глазами, вызывая желание отодвинуться подальше, но я только выше вскинула голову и продолжала пристально смотреть на мужчину.
— Я никуда не уйду.
Голос звучал твердо. Так, словно я в своем праве. Знаю я этих ветерийцев — стоит дать слабину, показать неуверенность — и стражник меня прогонит.
Ветер снова донес аромат мяса и специй, юркий воробей вспрыгнул на дворцовую ограду, часы на колокольне мелодично звякнули. Я по-прежнему смотрела в выпуклые рыбьи глаза нависшего надо мной мужчины. Прошла минута, другая, и стражник сдался. Он выругался, еле слышно пробормотал что-то о настырных ведьмах и о том, куда бы он их всех сослал, а потом вернулся в караулку, и на площади снова воцарилась сонная тишина, нарушаемая лишь однообразным воркованием голубей да скрипом старого платана, растущего у стен галереи.
Алессандро Абьери
Нищенка была странной. Серая юбка — ветхая, открывающая стройные ноги в старых стоптанных туфлях; скрученные в низкий узел медные волосы, слегка удлиненное лицо, красивое дерзкой, тревожащей душу красотой, тонкие загорелые руки, выглядывающие из куцых рукавов рубашки.
Каждое утро нищенка приходила на площадь Варезе и усаживалась прямо напротив его особняка, а потом раскладывала на темных камнях застиранный платок и замирала, уставившись на одного из мраморных львов, охраняющих вход в ворота. В отличие от обычных нищих, эта вела себя тихо: не хватала за руки проходящих мимо жителей Навере, не причитала, не выпрашивала денег. Просто сидела и смотрела на каменного стража — отрешенная, обособленная ото всех невидимой стеной, застывшая в каком-то своем, недоступном для других мире.
Ей подавали. Немного, несколько полкьеров, иногда доброхоты кидали и кьеры, видимо, как и он, привлеченные необычным лицом и странными, цепляющими душу глазами. Пару раз он видел, как с нищенкой пытались заговорить, но та ни на кого не реагировала — неподвижная и словно закованная в броню своего молчания, она сидела, не шелохнувшись, и пристально смотрела на каменного льва. Почему-то всегда — на левого, с отбитым во времена ардельского восстания носом. Странная девушка. Что она забыла у его ворот?
