– Мальчики, вы меня очень выручили, спасибо огромное! Концерт вам непременно понравится! – Эмма Владимировна покрепче схватила огромную сумку со сложными, не поддающимися расшифровке узорами (кто-то однажды говорил, что там нарисованы птицы, но я никогда не мог их толком разглядеть) и помчалась в сторону учительской.
С тех пор прошёл уже час. Или даже полтора. Я не запомнил точно время. Я знал только, что количество исполненных номеров уже давно перевалило за десяток. И вот теперь какой-то седовласый дедушка долго устраивается на сцене с балалайкой и широко улыбается. Кажется, готово. Взмахнул рукой…
– Пошли отсюда, – Мишка схватил меня за рукав. – Я ещё поиграть, между прочим, хотел. У меня в семь часов блокировка на компе включится.
Я удивлённо поднял брови, а сам полез в карман за смартфоном.
– Да мама поставила… Чтоб я вовремя делал уроки. Так мы идём?
17:13. И три сообщения от мамы. Сестра останется одна на продлёнке и точно расстроится. Будет смотреть на меня грустными-прегрустными глазами и вызывать чувство вины. А я очень не люблю это чувство. Оно какое-то давящее. Как будто хочет пригвоздить тебя к земле.
Как назло, мы зачем-то сели в самой середине, да ещё и в седьмом ряду, не так уж далеко от сцены. Песня дедушки никак не хотела заканчиваться, будто не имела конца и была написана в те времена, когда у людей было очень много времени, а все страдания рода человеческого изливались в длинных сагах. Просто от скуки. От нечего делать. Мне бы даже для того, чтобы всё это разучить, было времени жалко. А дедушка этот прямо светился от счастья. Может, очень хотел выступить.
Пока актовый зал дружно хлопал, мы протиснулись к выходу и, высматривая учителей, выскользнули за дверь. Кажется, нас заметил только информатик, но ему всегда всё равно. Обожаю учителей, которым всё равно. Только на них этот мир ещё и держится.
На первом этаже скучал Никитка: то и дело поправлял очки и листал какую-то толстенную книгу. Видно было, что книгу он уже прочёл несколько раз от корки до корки, выучил каждый абзац наизусть, ничего нового для себя не почерпнул и страдает от отсутствия новых знаний. Увидев нас, он захлопнул том и вскочил.
– А чего вы тут так поздно?
Мы с Мишкой влетели в раздевалку и принялись на ходу переобуваться.
– Шли мы, значит, домой, – Мишка балансировал на одной ноге, помогая себе руками, – а потом встретили Эмму Владимировну. И узнали, что сегодня у нас проходит благотворительный концерт. Какие-то таланты со всего района приехали в нашу школу, чтобы показывать своё творчество. Пришлось на это творчество смотреть.
Я громко засмеялся.
– А потом прошёл час. И два. И три. А талантов всё не было. И творчества не было. И мы поняли, что ещё десять минут и мы будем горько сожалеть, что растратили свою жизнь так бездарно и глупо.
Я поднял голову и встретился с Мишкой глазами. Потом мы посмотрели на Никитку. А потом все втроём засмеялись. И смеялись минуты две, пока, застегнув куртки и хлопнув карточками по турникетам, не вывалились на улицу.
Никитку мы оставили у ворот – мама должна была приехать с минуты на минуту, чтобы везти его на какой-то очередной умный фестиваль. Иногда мне кажется, что из него мог бы получиться отличный парень, если бы он прогнал из своего бытия это страшное слово – «наука».
Я снова вытащил телефон. 17:30. Сестра меня убьёт.
– Давай бегом? – я повернулся к Мишке. – Надо через парк и к 77-й. А потом уже домой. А то Маринка заждалась, наверное. Ей же тоже домой хочется.
Мишка кивнул, и мы побежали.
В городе начинался апрель. Входил в свои весенние права и каждый день убирал с улиц всё больше зимнего и ненужного. Солнце уже грело, кое-где была видна зелёная трава, и было так здорово понимать, что приходит тепло. И что май впереди. И лето впереди. И вот сейчас ещё немного, и можно будет бегать в футболке.
Мы промчались по скользкой дорожке, я чуть не споткнулся, но вовремя переместил вес на другую ногу. Рюкзак мешал и бил по плечу. Мишка начинал пыхтеть – с его весом непросто перемещаться так же быстро, как я. Хотя виду он никогда не подаёт.
Мне нравится наш район – это настоящая Москва. Не какие-то спальные районы с одинаковыми домами серого цвета, а здания, каждое из которых не похоже на соседнее. И узкие улочки. И дух старины. И много ещё такого, что нужно просто чувствовать. Просто хватать на бегу и жадно впитывать. Город куда-то несётся, и ты несёшься вместе с ним. И получается, что вместе. В одном направлении.
– Дима-а…
Мишка странно это крикнул, громко, пронзительно. И визгливо как-то. Я сначала не понял даже зачем. А потом в одну секунду повернул голову направо и увидел этот несчастный велосипед. И большую красную куртку. И глаза, такие круглые, испуганные.
Мишка затормозить успел, а я нет. Шарахнулся вправо, ударился спиной о стену. Показалось даже, что посыпались какие-то камни. И всё равно увернуться не смог – царапнуло по ноге, так больно, что визжать захотелось. А потом был звук чего-то падающего. И звон. Как будто хрустнула ваза.
Я мотал головой секунды две. Мишка за это время уже успел развить активную деятельность.
– Пацан, ты больной? Ты куда вообще едешь? Дорожка с другой стороны! Слабо там, не знаю, по сторонам смотреть?
Я сел и осторожно положил руку на колено. Опускать взгляд не хотелось. Стянул с плеча рюкзак – спина вроде цела. По крайней мере, пошевелиться могу.
– Встаёшь или как? – Мишка пыхтел на весь переулок. – Нет, ну надо же! Шли себе люди и шли, по своим делам. А тут ты. С ума сойти!
Я встал, потом медленно опустился на корточки, подходить к ним не хотелось. Голова гудела, и мир стал почему-то нечётким. Нет, с глазами всё было хорошо, просто этот переулок из знакомого и изученного вдоль и поперёк превратился во что-то непонятное. Неоформленное. Чужое.
– И хорошо, если сломал, уроком будет, – раскатистый бас звенел уже у меня над ухом. – Димка, ты как?
Я кивнул. Да хорошо всё.
Мальчишку я так и не рассмотрел как следует – красная куртка ещё пометалась около больших чёрных колёс, потом подняла велосипед за руль и скрылась за углом, испуганно оглядываясь на нас.
Я сделал усилие и отнял ладонь. Джинсы порваны. Да так, как будто кто-то резал острым ножом. Под ними царапина. Огромная. На ладони остался тёмный след от крови. А ведь через неделю снова начинаются футбольные тренировки. И как я буду играть? Почему-то эта мысль показалась сейчас очень важной.
Я попробовал встать. Вроде ничего не сломано. Нога болела, конечно. Теперь скорость меня как пешехода, вероятно, снизится в разы. Мишка пошутил бы как-то так.
– Ничего себе! Ты видел? – Мишка метнулся куда-то вправо.
Я повернулся к нему и увидел то, что всё это время какой-то тревогой грызло изнутри. Папин смартфон. Точнее, то, что от него осталось после падения и встречи с какой-то острой железкой. Может, с велосипедом, восстановить подробности приключений пятиминутной давности я почему-то не мог.
