После возвращения броненосцев с Цусимы и прихода обоих больших караванов транспортов из европейской части страны подготовка к финальной операции этой войны вступила в завершающую стадию. Теперь это уже не казалось авантюрой. Всего, что хотели, естественно, не получили и сейчас, но самые острые вопросы как минимум удалось сгладить. Раньше, используя только железную дорогу, даже мечтать о таком не могли, что заставляло сомневаться – стоит ли вообще начинать?
Согласно основному плану окончания кампании, составленному Дальневосточным военным советом еще на первом его заседании, раньше всех предстояло прийти в движение маньчжурским армиям Штакельберга. Ориентировочно в конце сентября. Флот тем временем должен был заниматься восстановлением боеспособности и активизироваться несколько позже.
Но обстоятельства сложились таким образом, что в преддверии жестоких боев у порога японской столицы, в первую очередь морских, пришлось предпринять внеплановую и весьма рискованную экспедицию на Цусиму, начавшуюся даже на один день раньше, чем «громыхнуло» в Маньчжурии. И хотя в итоге все получилось даже лучше, чем могли надеяться, сильно омрачало настроение тяжелое ранение Рожественского.
Потребовались срочные кадровые перестановки на дальневосточном высшем и местном уровне. Но и после них, в точности исполнив загодя подготовленные на этот случай предписания Зиновия Петровича, уверенности в том, что преемники не оплошают, не было. И дело вовсе не в какой-то особой одаренности бывшего наместника. Ничего особо гениального он не изобрел. Скорее, с какой-то непонятной многим фатальной обреченностью упорно проталкивал рожденные другими идеи, порою казавшиеся сомнительными, при этом без тени сомнения взваливая на себя гигантскую ответственность одним росчерком пера. Такой подход в сочетании с расширенными особым императорским указом полномочиями позволил исключить большую часть бюрократических этапов, существенно ускорив реализацию.
Те, кто понимал полезность новшеств, вводимых им, целиком разделяли и применявшиеся при этом авторитарные методы. Он говорил, что убеждать сомневающихся некогда. Несогласных же – не имеет смысла. Проще подождать. Время покажет, кто был прав. А такое их либо бесило, либо (что гораздо хуже) заставляло искать другие способы возражать или даже противодействовать.
Усугубляло все это дело и нежелание Рожественского, в большинстве случаев, пояснять хотя бы мотивы принятия тех или иных решений. Его сторонники оправдывали «шефа» острой нехваткой времени, а штаб пытался компенсировать информационными и аналитическими бюллетенями.
Но такие, в общем-то, прогрессивные и весьма эффективные меры не перекрывали все еще прорезавшихся иногда неприятных сторон характера. Таких как манера разговаривать, стоя спиной к малозначимому или несимпатичному лично ему собеседнику, или испепелять взглядом за малейший проблеск недопонимания. Не говоря уже о резкости, пусть в изрядно «усохшем» виде, но все же сохранившейся после всех перемен.
В итоге образовавшееся сосредоточение власти, а возле нее скрытое и явное недовольство, породило толпы завистников и недоброжелателей. И даже прямых врагов. Ведь если было нужно для дела, он не боялся испортить отношения без оглядки на чины и положение и точно так же мог возвысить без учета ценза или старшинства производства, когда было за что.
Вряд ли найдется кто-то способный продолжить в том же духе. Тем более что его рывок поперек сложившихся устоев, благодаря внезапности оказавшийся таким эффективным, уже угасал. А реакция со стороны государственной системы на все новшества была далеко не однозначной, и ее противодействие стремительно нарастало. Сейчас порой даже было непонятно, за кого она «воюет».
На Дальнем Востоке, да и в столице тоже, имелось немало офицеров разных уровней, видевших и хорошо понимавших это. И сейчас дело продолжалось уже ими. Они спешили, чтобы успеть доделать начатое. Пусть далеко не все можно было просчитать, но неосознанно, интуитивно они чувствовали, как в детской мальчишеской драке – если не дожать сразу, прямо сейчас, через боль, через слезы, потом всей этой горечи будет гораздо больше, но ничего уже не выправишь. Пусть на инерции, на излете, местами «обтекая» чью-то волю, а где и наперекор! Выстрелив все до железки, выбрав до донышка! А дальше… Победителей не судят, наверное!.. Оставалось лишь победить.
Планом опять предусматривалось разделение сил на этапе развертывания, для запутывания японской, а теперь еще и английской разведок. Но в завершающей фазе русские отряды и эскадры, караваны транспортов с войсками и отдельные суда снабжения должны были объединиться в мощный кулак.
Учитывая расстояния, при имевшихся средствах связи говорить о надежной координации действий между группами и одновременном соблюдении секретности не приходилось. А именно секретность являлась самым главным условием, дававшим шанс на успех всего дела.
В таких обстоятельствах гарантировать достижение поставленных целей можно было лишь строгим выполнением своей части общего плана каждым из участников многоходовой операции. Только так сохранялась вероятность сокрытия истинных целей отдельных мероприятий, уже на финише складывавшихся в единое целое.
Для отслеживания соблюдения графика движения всеми участниками предусматривались по три точки ожидания для всех соединений. Добравшись до них, каждый командующий должен был получить подтверждение, что все идет по плану, и лишь после этого приступать к исполнению следующего этапа.
А чтобы ушедшие в дальний поход не оглядывались с тревогой себе за спину, еще до их отправки резко форсировали запланированные ранее оборонительные мероприятия. Оргвыводы и реализованные конструктивные замечания по итогам последнего японского набега на наше побережье, уже прозванного в широких кругах «Владивостокской побудкой», несомненно, шли в зачет, но дел еще было…
В первую очередь решили продублировать проводные линии связи в окрестностях залива Петра Великого (по причине сложного рельефа плохо защищенные от диверсий) современными станциями беспроволочного телеграфа. Для этого в самом Владивостоке оставили только одну радиостанцию, расположенную в районе Нахальной слободки и именуемую с самого начала «Мощная береговая станция № 1». А вторую, с Орлиного Гнезда отправили на артиллерийский полигон в залив Посьет. Две другие, оставшиеся от закупленных для маяков
