«Я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя;… но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал».
Мерный гул авиационных двигателей успокаивал, навевал приятную дремоту, сквозь пелену которой чудилось, что летит он в отпуск, на море, и впереди приятное, вольное времяпрепровождение. Но подсознание упорно прорывалось сквозь приятную пелену и укоризненно твердило ему, что он в опасности и хватит предаваться иллюзиям. Действительно, Алексей летел не на море и даже не в отпуск. А летел он из Кабула на юг Афганистана с конкретной служебной миссией, важность которой никто не определял, да и никому бы в голову не пришло эту командировку чем-то выделять. Обыкновенная боевая работа.
Алексей сидел на вертящемся стуле специалиста самолета радиолокационной разведки и дремал. За его спиной находилась целая стена какой-то аппаратуры, которая полукругом охватывала рабочее место специалиста этой службы. Алексей являлся старшим на борту. При подобных полетах полагалось пассажиров не брать на борт, только могут быть коллеги Алексея. Но в этот раз с разрешения высокого начальства в самолете был пассажир, который мирно спал на десантной скамье, находящейся на противоположном борту самолета и тянувшейся от кабины пилотов до самого заднего трапа воздушного судна. Рядом с ним стояла масса коробок; видимо, пассажир приезжал в Кабул за продуктами для советских военных советников, находящихся на «точке» и, набегавшись по складам и торговым лавкам – дуканам Кабула, отсыпался то ли за прошедшее, то ли за будущее время. Почему места нахождения военных советников назывались «точками», Алексей не знал. Видимо потому, что на карте это место действительно представляло собой точку и более ничего.
А «точки» эти были разными, но все «точки» были и одинаковыми, ибо шанс быть убитым на «точке» равнялся шансу выжить. А измерял этот шанс Господь Бог, и военная судьба. Отличались «точки» тем, что количество военных советников, находившихся на них, было разным, и сами «точки» располагались в разных районах Афганистана и имели разную оперативную обстановку, под которой понималось количество и интенсивность обстрелов и нападений душманов, настроение местного населения, возможность подвоза продуктов и боеприпасов. «Точки» дислоцировались там, где душманы сами были заинтересованы в своем контроле над этой территорией. Отсюда и конфликт интересов. Были «точки», на которых днём в пятидесятиградусную жару советник передвигался ползком в тяжелом бронежилете и в каске, ибо снайпер или пулеметчик у душманов был дежурным охотником по стрельбе по «шурави», как называли афганцы советских военных советников.
А на этих «точках» советские военнослужащие встречались с немалыми морально-психологическими и бытовыми трудностями. Как правило, жили в полевых условиях, а это палатки или землянки. Плюс бытовые неудобства: недостаток воды, отсутствие электричества, полноценного питания и должного медицинского обеспечения. Непривычные климатические условия: жара, опасные насекомые и пресмыкающиеся, непривычные и даже неизвестные советским медикам болезни. И самое главное; для русского офицера и солдата чувство «отрыва от Родины» имеет громадное значение, которое усугублялось скудностью получаемой информации. Долго приходилось ждать и весточки от близких. А близкие, зачастую, и не знали, что их отец, муж или сын принимает участие в боевых действиях в чужой стране.
Вот на одну из таких «точек» и летел Алексей с грузом в одно место, а попросту со спецмешком, предназначенным для перевозки бумаг государственной важности. Эти бумаги были неким обеспечением того, что в Кабуле вовремя узнают, а враг не догадается, что военные советники голодают, или кончились боеприпасы, а то и питьевая вода закончилась, либо она отравлена «сочувствующими». Узнают, если радиста не убьют, а если узнают, то обязательно пришлют вертушку или самолет. А вот долетит ли тот или другой до них – это отдельный вопрос. А афганский офицер, советником которого является «шурави»: друг или «сочувствующий», то есть предатель? Истину никто не знал, практика только показывала. В тот год, когда Алексей прибыл в Афганистан, погиб каждый четвертый советник.
Сидеть было неудобно, так как. сидел Алексей еще и на парашюте, спереди тянул запасный парашют и вдобавок на живот и грудь давил автомат с пристегнутым магазином, а сзади пояс оттягивали подсумок с запасными магазинами к автомату и кобура с пистолетом с двумя обоймами к нему. Комфорта не добавляла и алюминиевая банка газированной воды «Си-си», которая топорщилась в кармане брюк. Эту воду голландцы поставляли в Действующую армию Советского Союза в Афганистане. Вот уж верно; кому война, а кому бизнес. Конечно, ему надо было взять флягу с простой водой, но хорошая мысль приходит, как известно, позднее. Да и термин «простая вода» в Афганистане очень условный. Воду ещё нужно сделать «простой»; минимум прокипятить, а то и специальную таблетку растворить.
А голландцы уже все сделали. Да никто из руководства и не интересовался, какую воду пьют советники, и что они едят. Внимания вышестоящих к этому вопросу Алексей не припоминал. Закупать продукты и организовывать своё пропитание было обязанностью самих советников. Единственно наверху знали: пьют – таки советские офицеры и прапорщики, коими и являлись военные советники. А вот что пьют – опять-таки, отдельный вопрос. Были случаи, когда иная «вода» приносила мутный поток разбирательств и суды офицерской чести. Но нельзя не признать, что в Афгане наша водка играла ту же роль, что и в годы Великой Отечественной войны, то есть, неоценимую.
Со стороны Алексей выглядел необычно. Молодой человек, которому слегка за тридцать, с короткой стрижкой и темными усами, одет он в гражданскую (этим правом обладала только их служба) легкую одежду, более приспособленную к приятным прогулкам, но не к боевой работе. Огромный военный парашют и оружие завершали его облик. Алексей покосился на десантный люк в полу самолета и вспомнил, как в первой своей воинской части, куда попал по распределению после военного училища, он добровольно проходил десантно-парашютную подготовку. И когда он уходил из дома на первые прыжки, жена встала на пороге и не пустила его. С тех пор у него осталось чувство чего-то невыполненного. Но сейчас выполнять это «чего-то» вовсе не хотелось, и когда командир корабля инструктировал его о порядке покидания борта в случае необходимости, Алексею очень хотелось верить, что ему удастся в подобном снаряжении провалиться в этот люк, но не хотелось верить в то, что покидать самолет придется именно таким способом.
