Существование – это борьба.
Правоту моих мыслей в очередной раз пыталось доказать упрямое солнце. Оно не желало отдавать бразды правления осени. Тучи с завидным усердием пытались сместить небесное светило с его места, заслоняя, накатывая снова и снова, но лучи солнечного света, как клинками разрезали плотные серые облака…
Как же я люблю осень…
– …Мисс Уайт!– вскричала Миссис Дэрр, наша училка по физике, которую ненавидели все ученики (а по слухам не только они) и за спиной называли Мегера Дэрр.
– …Ме… миссис Дэрр, – поспешно исправилась я, в надежде, что Мегера не заметит моей оговорки, но не, потому что я её боялась, а потому что, если она начнёт орать, то никакие сирены, сигнализации и прочие отвратные звуки не пойдут с её криками в сравнение.
– Я уже в который раз пытаюсь до тебя докричаться! О чём таком ты задумалась, что даже не слышишь учителя?
– Простите, миссис Дэрр,– только и сказала я, не желая посвящать всех присутствующих в классе и Мегеру, в том числе, в свои прекрасные мысли.
И разве я виновата, что солнце так нежно и ласково касается парты и моего лица, что навевает сонливость?
Да и потом, весь материал, который мы сейчас проходим – только повторение ранее пройденного курса. Зачем слушать то, что уже и так знаешь…
Стоило мне подумать об этом, как по всей аудитории прокатилась спасительная трель звонка. Мегера честно пыталась утихомирить взорвавшийся гул голосов и выдать домашнее задание, но толпа – страшная сила, и одна Мегера, хоть она и была весьма внушительного объёма, не в упрёк ей будет сказано, не в силах была совладать с пятнадцатью горланящими и суетящимися молодыми, энергичными людьми.
Стараясь не остаться с Мегерой один на один, я не стала медлить, руки быстрыми движениями похватали вещи и забросили их в сумку. Я молча порадовалась тому, что сегодня сумка на порядок легче обычного.
Ещё один день моё плечо выдержит…
Дело в том, что я носила сумку на одно плечо, и если сумка была тяжёлой, то на долю моего плеча выпадал не менее тяжёлый день.
Не теряя времени зря, я вышла в коридор. Но, не смотря на это, у стенда с расписанием уже толпился народ, сокрушённо выдохнув, я поплелась к гардеробной, в надежде, что хоть там не будет столпотворения. По пути в гардеробную я мельком глянула на часы, висящие на стене напротив.
12:10
Сегодня у меня нет никаких занятий после школы, а значит, можно будет немного прогуляться после обеда. Я улыбнулась этой мысли, предаваясь мечтам относительно своих планов во второй половине дня, потеряла бдительность. Толпа учеников носилась по вестибюлю, и один не осторожный парень сбил меня с ног.
Я с рождения обладала плохим чувством равновесия, малейший толчок, тычок, неосторожное касание были способны отправить меня целовать землю, это столкновение не стало исключением, и сумка на одно плечо только ещё больше нарушила мой несуществующий баланс. Театрально размахивая руками в воздухе, я всем своим весом приземлилась на копчик. Острая боль не заставила себя долго ждать. Было очень больно, так больно, что на глазах выступили слёзы. Сквозь боль я еле смогла услышать, что парень, который меня сбил, пытается помочь мне подняться. Но не это было самым худшим. Противнее и хуже всего была тишина, которая накрывала невидимым пологом пространство вокруг, в такие моменты моих падений. И взгляды. Все вокруг пялились на меня, кто-то даже прикрывал рот ладонями от ужаса. Все делали такие лица, будто бы я истекаю кровью или что ещё хуже. Я их не виню, ну, почти не виню. Конечно, они считают это ужасным. Это для меня падать по десять раз на дню – обычное дело, для окружающих же, если я упаду один раз, уже страшно. Упасть один раз за день для меня значит, что день прошёл почти отлично. Усмирив боль и гнев из-за зевак внутри себя, и стараясь не кривиться от боли, я успокоила бедного парня:
– Я знаю, что ты не…специально, – выдавила я сквозь сжатые зубы, стараясь не вскрикнуть, – я в порядке.
Парень всё-таки помог мне подняться. Усилием воли, я заставила себя выпрямить спину. Уже в следующую секунду, осознание того, что сделать это было ОГРОМНОЙ ошибкой, прострелило в меня острой болью. Весь самоконтроль трещал по швам, я была готова хорошенько обругать этого парня, который так "широк", что не смог пробежать и не задеть меня. Краем глаза я заметила, что Хести, местная гардеробщица лет сорока, осторожно протягивает мне мою куртку и шарф. Собрав все остатки мужества, которые у меня были, я протянула за вещами руку, стараясь не делать резких движений. Я даже улыбнулась ей, своей "я в порядке" улыбкой. Увидев которую, все свидетели происшествия заметно расслабились и вернулись к своим делам. У меня же, наступил самый напряжённый отрезок этого действа. Нужно было уйти "со сцены" красиво, и не превысить дозу позора на сегодняшний день.
В таком плачевном состоянии как моё, надевать верхнюю одежду было делом очень рискованным, а потому я засунула шапку в рукав, а саму куртку перекинула через сумку. Осторожными шажочками (но и не столь очевидными), я поплелась к выходу из здания. Мысленно я уже прокладывала себе маршрут для отступления.
Как только я выйду через парадную дверь, всё только начнётся, – с тяжёлым сердцем подумала я, – начнутся мои личные круги ада. От школы до дома, до "зелёной зоны" в обычные дни не так уж и далеко: всего-то и нужно, что пересечь парк, по прямой местности, удобно и безопасно, никаких дурацких лестниц и других "полос препятствий", кроме одной… – парадной лестницы. В таком маленьком городке как наш, местные строители не предусмотрели того, что в этой школе могут работать или учиться люди, для которых лестницы – исчадие ада, а тот, кто их придумал сам Сатана, и никак иначе. Размышляя над этим, я доковыляла, наконец, до парадной двери. Толкнув её, я выбралась на свежий воздух, малейшее усилие, напряжение – и боль снова "подала голос". В этот момент моя физиономия наверняка была похожа на курагу: сморщенная на максималках.
