Предисловие
Тяжёлый труд – гневить судьбу,
Но только это
нам подвластно!
Огнём и льдом, стрелой, мечом
И словом боремся с ненастьем!
Нам стали звон и шорох тканей,
И перекличка
лошадей
Давно уж сделались родней,
Роднее самых ярких дней!
Под трель весны, в дни Авирвэля,
Не унываем
без забот,
Смеёмся, пляшем и гуляем! —
«А где ж ещё нам быть сейчас?»
И даже самый злобный хищник,
Лишённый чувств и доброты,
Не станет в эти дни за пищей
Гоняться.
«Он будет кора ждать!»
А мы смеёмся дальше, звонче,
Уже не слышно гул полей.
И что же нам? Смеяться больше!
Ведь только это
здесь мудрей.
Мы сложим луки, стрелы спрячем,
Мечам покой пьяной дадим.
Всем силам страшным, не жалея,
Объявим: «Стоп! Молчать!»
И мир
Вновь наступил на землях наших,
Ведь Авирвэль шагнул в дома!
Пролог
– Гады! – вырвалось из обожжённого рта, как из заржавевшей пушки. – Все вы – гады! Слепые, глухие сволочи без доли разума!
Взрослый мужчина, закрытый от тусклого света чёрным балахоном, плевался всеми возможными ругательствами, которые тут же смешивались с кровью. Вокруг него стояли три рыцаря, и в руке каждого блестел, купаясь в ночных лучах, острый меч. На лезвиях ярко мерцала колдовская кровь. А чёрный балахон, истерзанный клинками, так и заливался алым цветом. Из ран медленно шёл то ли пар, то ли самый настоящий дым.
– Я бы вас… проклял, несчастных! Что вы делаете, ироды?! Я к вам с беседой пришёл, в руки дался! А вы… на меня… с мечами! – грозовой голос разносился по всей лесной округе пугающими отзвуками, так что попрятались даже насекомые. – Вот увидите – я вам это припомню… Век не забудете! Я ваших детей прокляну! И внуков! И правнуков тоже!
Рыцари молчали. Они догадывались, что это вовсе не пустые угрозы, но не смели завести беседу. А желание жгло. Жгло так сильно, что самый юный из них чуть не сорвался – и худющий мужчина в этот момент победоносно улыбнулся – но самый старший, с перекошенным от гнева лицом, приказал молчать. Они представляли, на что способно это существо, даже будучи лишённым своего пугающего могущества. И они молчали так сурово, что их собственные колени испуганно содрогнулись. Но мужчина стоял. Сложился, как старик, от лютой боли, но стоял. Смотрел, изучал, прикидывал, как бы спасти свою бледную, почти мертвецкую шкуру. Зыркал лисьими глазами по бокам, над головой и под ногами. Он не боялся их. Он не боялся никого.
– Вы знаете, кто я… Или думаете, что знаете… И вам должно быть известно, как я отношусь к тем, кто выступает против моих приказов! Тебя – раскромсаю! – он злобно глянул на младшего. – Тебя – задушу собственными кишками! – потом на того, что стоял за чужими спинами, и жалобно, словно котёнок, трясся от страха. – А вот тебя… – его жадные сизые глаза уставились на их предводителя, и глядели так, словно знают его всю жизнь. – А с тобой я поговорю… и ты захочешь собственной смерти, – на его искажённом временем лице проступила злая улыбка, какая присуща самым изощрённым психопатам. – Только обождите ещё одно мгновение…
Рыцари ждали, не только от незнания. От страха. От холода, что окутал местность. Они не ведали – не могли ведать истинно, – на что способен этот монстр, ведь прошло столько лет! Они знали лишь приказ: доставить во дворец, живым. Никак иначе. И от этого на их лица медленно стлалась безысходность. Как выяснилось мгновением ранее: когда они покидали стены города, то понятия не имели о том, что представляет собой это отродье. Но сейчас, стоя рядом с ним, глядя в его старые, пропитанные безумием глаза, они осознали, что он такое. И на душе сделалось мерзко, сухо, очень тяжело. А всё из-за чёрно-красного дыма, что сочился через раны подбитого чудовища. Он отравлял всё вокруг: и траву, и животных, и деревья. И рыцарей, что так безалаберно вдыхали это ядовитое облако, пахнущее горящей плотью. Оно проедало их изнутри, но они не знали. Знал только он – костлявый монстр в чёрном балахоне – и молчал, и улыбался самой страшной улыбкой. Он знал, что они вряд ли проживут и неделю. И наслаждался их незнанием, как ребёнок наслаждается потаканием.
Они потеряли внимание всего на миг. Но этого мига хватило, чтобы колдун исчез во тьме. Он смеялся им вслед, а они не знали, откуда идёт смех, ведь он слышался от каждого дерева, от каждой травинки и от каждой звезды. Они глядели по сторонам, пытаясь отыскать его глазами, но видели только друг друга. Их мечи грозно сверкали в свете двух подсвеченных спутников, желали впиться в мёртвую плоть злого колдуна. А его смех, тем временем, всё затихал и затихал, пока вовсе не перестал. И рыцари поняли, что колдун сбежал. Они вскочили на сильных, но испуганных коней, ударили их по мягким бокам и рванули вперёд, надеясь на одну только удачу. Они боялись представить, что будет, если это страшное создание восстановит свои силы. Скакали и скакали, а земля стучала под тяжёлыми копытами. И на сердце с каждым ударом становилось всё страшнее…
Глава I. Чем дальше в лес
Артур глядел в окно, на возвышающийся лес, и думал о всяких мелочах. Пасмурный весенний вечер избавил его от мыслей о школе и несерьёзных проблемах, связанных с одноклассниками. И дышалось так легко и приятно… А в ногах, ко всему прочему, раскинулся любимый бигль Мерлин. В это прохладное время его тепло грело лучше шерстяных носков. Вокруг царила райская тишина, приправленная звуками засыпающей природы. Всё это, смешанное в один сладостный миг, вызывало радостную улыбку. Артур улыбался ртом, улыбался глубоко синими глазами, улыбался даже морщинками, которые появились на его подростковом лице из-за некоторых моментов в прошлом. Он чувствовал себя частью чего-то большего, как если бы стал главным героем произведения. Конечно же, это невозможно. Ведь, как говорят многие, свет на нём клином не сошёлся. Но даже с этим знанием он продолжал чувствовать некую особую связь с будущим.
Начался дождь. С дикой неохотой, окно пришлось закрыть.
Когда Артур встал с высокого стула, преданный Мерлин поднялся тоже. Он не совсем понимал, зачем делает это, но упорно шёл за хозяином в любой ситуации. Даже если тот отправлялся в уборную. Видимо, такова природа собак. И в этот раз пёс пошёл следом, не имея понятия о том, нравится ли это Артуру. Но Артуру это очень даже нравилось.
Они пришли в кухню. Светлую, просторную комнату, наполненную запахом риса и жареного мяса. Небольшая люстра с одной погасшей лампочкой помогала Ольге – матери Артура – в готовке. Но завидев сына, Ольга позволила себе отвлечься от варки риса, и обняла любимого ребёнка. Её нос упёрся в его плечо.
– Там дождь начался, – констатировал Артур, крепко обнимая мать. – Вроде бы, не обещали сегодня…
– Обещали. Но я тебе не сказала.
