В начале июня привалила работа – сразу и много. Начальник экспедиции Зиновий Федорович Тепляков от неожиданности растерялся, стал чересчур суетлив и нервозен и как будто вовсе не был рад такому стечению обстоятельств, хотя еще месяц назад мечтал только о том, чтобы отправить своих людей в поле. От напряженной работы в экспедиции уже успели отвыкнуть, а ведь годков пять назад каждый полевой сезон был именно таким – суетливым и нервозным.
Шел 1994 год. Это было очень памятное для нашей геологии время. Некогда финансово могущественная, престижная для молодежи, лелеемая властью отрасль, которая всегда славилась высокой заработной платой и никогда не жаловалась на отсутствие работы, вдруг всего за несколько лет превратилась в изгоя, впала в нищету и забвение. Старые специалисты доживали свой век в ветхих опустевших конторах, новые, едва прибывшие из институтов, увольнялись, не отработав и двух-трех лет, и заполняли собой вещевые рынки или сомнительной репутации фирмы, которые плодились в эти годы очень быстро. Кадры истощались, оборудование дряхлело, полевые работы становились редкостью, потому что не хватало ни людей, ни денег, чтобы снарядить самый простой маршрут для небольшого отряда. Верные своему призванию и не ушедшие на другие хлеба геологи и геофизики летними месяцами, когда обычно начинался самый жаркий сезон для работ, должны были прокуривать свои легкие в камералках, греметь костяшками домино и нардов, пересказывать уже тысячу раз пересказанные и столько же раз обсмеянные анекдоты и все это заливать выдержанной в огнетушителях брагой. А тем временем выгоревшие вахтовки ржавели в гаражах в бездействии. Не хватало денег даже на бензин…
Именно такая атмосфера царила в маленьком поселке в северных, предгорных степях Кавказа в начале лета 1994 года.
В этом поселке жило не больше десяти тысяч человек. Здесь было несколько магазинчиков, одна средняя школа, поликлиника, сберкасса, клуб, почта, отделение милиции и даже библиотека – в общем все, что нужно для проживания такого количества людей. Здесь также работал небольшой комбинат по производству подсолнечного масла и крошечный кирпичный заводик. Главным же учреждением поселка была геологическая экспедиция – трехэтажное серое здание на центральной площади со своей столовой, гостиницей для проживания сезонных работников, складом и гаражом. В самой экспедиции и учреждениях с ней непосредственно связанных раньше работало больше половины трудоспособного населения поселка, тут скапливалась основная часть его бюджета. Экспедиция была для поселка всем: его историей, его смыслом, его надеждой. Поселок так и назывался – Красные Рудознатцы.
В советское время работать и жить здесь считалось не только престижно, но и приятно. Зимы тут снежные, но не очень морозные, летом – тепло и даже жарко, но без удушья и испепеления. Южный горизонт открывается лесистыми предгорьями Кавказа, на север – волнистые степи, где по весне можно голову потерять от аромата первых цветов, от жужжания пчел и беспокойного тренькая полевых птиц. Земля – чистый пух, обрезок трубы сунь в нее – через день зацветет, как посох Аарона. Мимо поселка проходило вдоль предгорий неширокое шоссе, которое связывало его с более крупными автомагистралями, поэтому добраться отсюда до большой цивилизации можно было быстро. В общем, для человека без особенных амбиций, но не лишенного романтических мечтаний здесь был просто рай. До самого наступления 90-х годов сотрудники экспедиция ни на что не жаловались…
Трудности начались с 91 года. Финансирование становилось все хуже и хуже. Государство постепенно перестало заказывать геологоразведочные работы – не до того было, а появляющиеся частные компании усиленно доскребали ранее открытые месторождения, продавали руду и нефть за рубеж и тоже пока не думали о будущем. Рудознатцы жили только за счет местных колхозов и совхозов, которые периодически обращались в экспедицию на предмет поиска водных горизонтов. С водой в этих краях всегда была проблема, поэтому поселковые геофизики и раньше шабашили у аграриев. Такая работа особенных затрат не требовала, зато снабжала все отряды провизией на целый год (колхозы, как правило, платили натурой), так что традиционный геологический рацион – тушенка и сгущенка – скапливались ящиками на складе и лежали там годами. Теперь же настало время эти запасы открывать…
Три года кое-как протянули. В поле питались той самой тушенкой, а мясо, овощи и молоко, заработанные в колхозах, продавали по оптовой цене в ближайшем городе и тем платили людям зарплату, налоги и даже провели плановый ремонт местной школы. Все остальное – субсидии, отчисления, награды, премии, закупка фильмов для местного клуба, шприцов для больницы, строительство малосемейного общежития для новобрачных и другая бытовуха, которая обычно лежала на плечах экспедиции – все это пришлось отложить до лучших времен.
Новый 1994 год встретили с самыми плохими ожиданиями. Зарплату платить было абсолютно нечем. Даже колхозы, которые обычно еще в декабре подавали в экспедицию заявки, в этот сезон молчали. Им и самим становилось худо. Старый урожай продали за какие-то копейки, да и те тут же обесценились очередным витком инфляции. В результате, на посевную денег катастрофически не хватало. Тут уж не до водных горизонтов и геофизического зондирования.
С таким упадочным настроением прожили до лета. Даже день геолога отметили очень скромно. Раньше в этот день по всему поселку из репродукторов играла музыка, на всех столбах трепыхались флаги, в поселковом доме культуры дети в белых рубашечках читали стихи про героев-романтиков, а посельчане при встрече поздравляли друг друга, словно на Пасху. Теперь же скромно собрались оставшимся куцым коллективом в самой просторной камералке экспедиции, разложили на столе все ту же сгущенку и тушенку, разлили по стаканам самую дешевую водку, выпили, поскулили о золотом прошлом и хмуро разошлись. Даже самые стойкие и преданные уже стали подумывать о том, что надо бежать из экспедиции.
…И вдруг в начале июня, словно трубу прорвало – работа почти одновременно привалила двум оставшимся в экспедиции геофизическим отрядам.
Сначала в Рудознатцы заявился толстый полковник с тонкой папкой в руке и предложил подписать договор с министерством обороны. Не Бог весть какие деньги, но для поддержки штанов хватит. На берегу Каспийского моря, недалеко от Махачкалы, на довольно большой площади нужно было провести сейсмическую съемку под строительство то ли полигона, то ли аэродрома. Условия почти курортные – купайся, рыбу лови, икру браконьерскую ложкой черпай. Такой работой и в прежние годы не всегда побаловаться можно было. Проект был составлен за два дня. Полковник внимательно его прочитал и попросил сократить кое-какие статьи в смете. Зиновий Федорович охотно согласился со всеми коррективами. Договор был тут же подписан, и Сафонов со своими работягами уехал на следующий же день. Двести литров бензина наскребли кое-как, зато тушенкой и сгущенкой его машину нагрузили под самую крышу с тем намерением, чтобы продать ее местному населению, если вдруг выплывут какие-то непредвиденные расходы.
