Бредиф. Квартира в одиннадцать комнат, в самом центре Парижа, на улице Грамон! И всего за две с половиной тысячи! На этом деле я теряю по три тысячи в год… И так с самой Июльской революции! Ах, главное неудобство революций – это резкое падение квартирной платы, которая… Нет, не следовало мне заключать контракта в тысяча восемьсот тридцатом году! К счастью, Меркаде не платит за квартиру уже полтора года, мебель описана, а если продать ее…
Меркаде(слышавший последние слова). Продать мою мебель! Вы и встали-то, должно быть, спозаранку только для того, чтобы насолить своему ближнему?
Бредиф. Боже упаси, какой же вы мне ближний, господин Меркаде? Вы весь в долгах, а я никому ни гроша не должен. Я в своем собственном доме, а вы – мой жилец.
Меркаде. Да, равенство было и останется пустым звуком! Мы так и будем вечно разбиты на две касты: на должников и кредиторов, которых так остроумно прозвали англичанами[1]. Ну, будьте же французом, дорогой господин Бредиф, – и помиримся на этом!
Бредиф. Я предпочел бы помириться на получении денег, дорогой господин Меркаде.
Меркаде. Из всех моих кредиторов вы один располагаете залогом… так сказать, реальным залогом. В течение полутора лет вы тщательнейшим образом, вещь за вещью, описали всю мою обстановку. Она даст вам не менее пятнадцати тысяч, а посему квартирную плату за два года я буду должен лишь… через четыре месяца.
Бредиф. А проценты? Значит, пропадают?
Меркаде. Добивайтесь через суд. Я не буду противодействовать.
Бредиф. Дорогой мой господин Меркаде, я ведь спекуляциями не занимаюсь. Я довольствуюсь своими доходами; подумайте-ка, если бы все жильцы мои были вроде вас… Да что тут толковать. Довольно я терпел…
Меркаде. Как, дорогой господин Бредиф? Неужели у вас действительно хватит жестокости выгнать меня? Я живу у вас уже одиннадцать лет! Вы знаете все мои горести, вы видели, как я бился… Наконец, для вас не секрет, что я стал жертвой мошенничества, что Годо…
Бредиф. Уж не собираетесь ли вы еще раз изложить историю бегства вашего компаньона? Мне она известна и всем вашим кредиторам тоже. Кроме того, господин Годо…
Меркаде. Годо! Ах, когда стали выводить в романах знаменитого Робера Макэра[2], я было подумал, уж не списали ли его авторы с Годо.
Бредиф. Не оговаривайте зря своего компаньона! Годо был человек редкостной энергии и к тому же умел пожить! Состоял в связи с милой женщиной… просто прелестной…
Меркаде. Прижил от нее ребенка и бросил его…
Бредиф. Так ведь Дюваль, ваш бывший кассир, внял мольбам очаровательной дамы и взял юношу к себе.
Меркаде. А Годо взял себе нашу кассу.
Бредиф. Он позаимствовал у вас полтораста тысяч франков… силою, правда, но зато оставил вам все прочие ценности… и вы могли продолжать дела… А за восемь лет вы добились многого. На вашей стороне победа…
Меркаде. Пиррова победа! Для нас, деловых людей, это не в диковинку.
Бредиф. Но ведь господин Годо обещал принять вас равноправным компаньоном в дело, которое он намерен основать в Индии. Он вернется…
Меркаде. В таком случае подождите. Ведь сверх квартирной платы вы получите еще и проценты, – чем же плохое помещение капитала?
Бредиф. Ваши доводы весьма убедительны. Но если бы домовладельцы стали слушать своих жильцов, то жильцы расплачивались бы одними посулами, однако правительство…
Меркаде. При чем тут правительство?
Бредиф. Правительство требует уплаты налогов, от него посулами не отделаешься. А потому я, к великому моему сожалению, вынужден действовать решительно.
Меркаде. Не может быть! А я-то считал вас таким добряком! Разве вы не знаете, что я выдаю дочь замуж? Дайте устроить свадьбу, я вас приглашу… хорошо? Супруга ваша потанцует… Может быть, я завтра же рассчитаюсь с вами!
Бредиф. То завтра, а то сегодня. Мне отнюдь не хочется вспугнуть вашего зятька… Однако третьего дня вы, кажется, получили некоторую сумму, и если вы не заплатите мне нынче же, – завтра будут назначены торги…
Меркаде. Значит, вы намерены продать мне свое благодеяние, ибо с помощью этой описи вы обезвреживаете остальных моих кредиторов. Так сколько же вы желаете за трехмесячную отсрочку?
Бредиф. Строгая щепетильность, пожалуй, возроптала бы против такого сообщничества, пусть невольного, ибо я помогаю вам вводить в заблуждение…
Меркаде. Кого?
Бредиф. Вашего будущего зятя.
Меркаде(в сторону). Экий плут!
Бредиф. Но я человек добрый, откажитесь от права сдавать квартиру от себя – и я на три месяца оставлю вас в покое.
Меркаде. Человек в беде, словно ломоть хлеба, брошенный в рыбный садок: каждая рыба норовит урвать себе кус. А кредиторы – настоящие щуки. И угомонятся они только тогда, когда сам должник исчезнет, как кусочек хлебца. Сейчас как будто тысяча восемьсот тридцать девятый год. Следовательно, контракту моему осталось еще семь лет; квартирная плата теперь удвоилась…
Бредиф. К счастью для нас.
Меркаде. Итак, через три месяца вы меня выгоните, и жена моя лишится права сдать квартиру, на что она рассчитывает в случае…
Бредиф. Банкротства!
Меркаде. Что за выражение! Порядочные люди его просто слышать не могут! Знаете ли вы, господин Бредиф, что развращает даже самых честных должников? Сейчас скажу: развращает их коварная ловкость иных кредиторов, которые готовы всячески обходить законы, чуть ли не воровать, лишь бы вернуть хоть жалкие гроши…
Бредиф. Сударь, я явился к вам за деньгами, а не за рассуждениями, нестерпимыми для человека честного.
Меркаде. О, долги! Люди считают, что долги чуть ли не хуже преступления… Но преступление хоть дает вам казенный кров, а долг выкидывает вас вон, на улицу. Я заблуждался, сударь. Действуйте, как знаете. Я откажусь от права сдавать комнаты.
Бредиф(в сторону). Согласись он по доброй воле, я пощадил бы его. Но заявить прямо в глаза, что я ему продаю… (Вслух.) Сударь, подобное согласие меня не удовлетворяет… Не такой я человек, чтобы мучить других.
Меркаде. Вы хотите, чтобы я вас еще и благодарил? (В сторону.) Не стоит его сердить. (Вслух.) Быть может, я погорячился, дорогой господин Бредиф, но меня так жестоко преследуют! И ни один из моих кредиторов не желает понять, что борюсь я именно для того, чтобы иметь возможность расплатиться с ним.
