Большие серебристые пузыри, которые напоминали дрожащие капли ртути, мирно поднимались, чтобы лопнуть на спокойной поверхности тихого моря, сверкавшего под нещадным солнцем, и ничто, кроме едва различимого шороха воды, касающейся корпуса лодки, не нарушало покой этих часов, когда можно было бы подумать, что мир остановился, чтобы немного отдохнуть от своего подавляющего и непрерывного хаоса.
На заднем плане, примерно в миле от судна, возвышалась береговая линия с серыми скалами, вырезанными в форме огромного амфитеатра, сцена которого представляла собой неподвижную водную равнину ярко-синего и глубокого цвета, на которой дремали полдюжины галок, в то время как на юге открывался безбрежный океан, на котором воображаемый художник не потратил бы много усилий, чтобы провести почти незаметную линию, разделяющую воду и небо.
Моторная лодка, длиной всего восемь метров, белая, современная и с агрессивными линиями, имитировала спокойный сон чаек, привязанная на корме длинным канатом и надежно закрепленная якорем между двумя скалами. Недалеко от этого места один ныряльщик ожидал, что темный группер с выпученными глазами решится покинуть свою узкую пещеру, чтобы его сфотографировали во всей красе.
Вокруг плавали другие рыбы, среди которых выделялись зеленоватые трески, темные барабульки, блестящие золотые рыбки и даже сарги размером с поднос, которые без страха кружили вблизи, ведь на такой глубине их не беспокоили подводные рыбаки. Однако для фотографа, интересовавшегося исключительно подозрительным группером, который словно кокетничал с ним, как заигрывающая дама с покорным ухажером, остальной мир рыбы не имел значения.
Вскоре внимание мужчины переключилось с входа в пещеру, когда не более чем в пяти метрах над его головой проплыла изумительная фигура его подруги по погружению. Она, одетая только в снаряжение, которое удерживало на спине два больших баллона с сжатым воздухом, представляла собой великолепное зрелище своей удивительной наготой, вырисовываясь на фоне серебристой глади отдаленной поверхности.
Все было гармонией под водой, как и миром наверху, и ныряльщик протянул руку, сделав недвусмысленный жест девушке, чтобы она присоединилась к нему на пятне белого песка, которое было видно примерно в пяти метрах от скал.
Она, несомненно, согласилась с удовольствием, ухватилась за камень, пока он устраивался, и через несколько мгновений они нежно занимались любовью, с такими продуманными и размеренными движениями, не взрыхляя песок и не увеличивая даже ритм дыхания, с такой плавностью и синхронностью в действиях, что было очевидно, что они привыкли к таким упражнениям и, возможно, наслаждались ими в большей степени здесь, на глубине сорока метров, чем на твердой земле.
В таких обстоятельствах мужчине не составило труда дождаться, пока его спутница не почувствует полное удовлетворение, и только когда ему показалось, что она пережила долгий и тихий оргазм, он тоже расслабился, чтобы нежно похлопать ее по ягодицам и вернуться без спешки к групперу, который безразлично наблюдал за этой необычной сценой.
Девушка решила схватиться за канат якоря и медленно подняться, проверяя часы и глубиномер. Спустя несколько мгновений она появилась рядом с лодкой, ловко сняла снаряжение, забралась на борт и легла на носовую подушку, позволяя жестокому полуденному солнцу согреть ее тело и еще больше затемнить ее уже загорелую кожу двадцатилетней девушки.
Через пять минут она уже спала, возможно, вспоминая свой долгий и чудесный подводный оргазм, и когда наконец открыла глаза, ее удивило, что уже наступила вечер, и высокий каменный обрыв начал отбрасывать свои первые тени на более темную и тревожную воду.
Она вскочила, испуганная, огляделась вокруг и не могла сдержать всхлип от отчаяния или трагического стона раненного животного, когда обнаружила, что менее чем в ста метрах от нее на воде плавал труп мужчины, которого она любила.
Спасательный жилет поднял его на поверхность, но его голова оставалась под водой, а дыхательная трубка оказалась в стороне, руки были растянуты, а ноги свисали, как у сломанной куклы или старого пугала, которое кто-то развлекался, сбрасывая с вершины высокого утеса.
Девушка сбросила канат якоря в воду, завела мотор и медленно подошла.
Она даже не кричала.
Руки ее дрожали, а ноги не держали, но она не произнесла ни слова, прекрасно понимая, что все бесполезно, ведь смерть всегда глуха и никогда не жалеет тех, кто с ней говорит.
Как много боли ощущается, когда извлекаешь из воды труп молодого парня, которому чуть больше двадцати лет!
Как тяжела его смерть!
Как трудно принять, что его вечная улыбка навсегда замерзла в синеве глубин!
Собственным ножом покойного она отрезала снаряжение, позволила баллонам утонуть и искала все силы, которые никогда не считала своими, чтобы поднять на борт это безжизненное тело, которое всего три часа назад было полным жизни, энтузиазма и энергии. Они катались вместе по дну лодки, и ей было стыдно за себя, когда она обнаружила, что ужасалась, чувствуя на своей обнаженной коже ледяную плоть, которую она столько раз ласкала, и что простое прикосновение к тому обрубку, который когда-то приносил ей так много удовольствия, вызывало у нее дрожь.
Она тихо плакала в течение долгого перехода, и когда с первыми тенями ночи она пришвартовалась в крошечном портовом городке, где группа рыбаков готовила сети, у нее едва хватило сил протянуть руку и произнести:
– Помогите, пожалуйста! Мой парень утонул.
На самом деле нельзя сказать, что он утонул. Тон голосу вспотевшего судмедэксперта выдавал некоторую тревогу или, может быть, замешательство, словно сомнения терзали его куда больше, чем он готов был признать. Да, в его лёгких была вода, но я подозреваю, что настоящая причина смерти могла быть иной.
Сезар Брухас с отвращением смотрел на мокрого человечка, который говорил о покойном так, будто тот был просто объектом для выяснения причин его кончины. Пытаясь справиться с беспомощной агрессией, овладевшей им с момента, как он узнал о страшной утрате, Сезар хрипло спросил:
– Что же это могло быть? Сердечный приступ? Эмболия? Внезапная декомпрессия?
– Пока рано об этом говорить, – хитро ответил тот. – Мне нужны ещё анализы и проверки… Много проверок.
– Какие проверки?
– Все, какие потребуются.
– Значит, я всё ещё не могу забрать тело?
– К сожалению, так, – судмедэксперт снова вытер руки выцветшим полотенцем, которое всегда держал под рукой, снял очки и начал их протирать, словно этот жест помогал ему находить слова, которые он обычно не мог подобрать. – Я понимаю ваши чувства, но думаю, что ради общего блага лучше выяснить, что именно случилось с вашим братом.
