Тридцать градусов по Цельсию. Ну и жара! Это ж сколько по Кельвину?!
Инспектор Филькин ворочался в своей постели, когда раздался звонок на его горячий телефон.
Филькин нащупал рукой трубку и поднес ее к губам:
– Да, слушаю!
– Филькин, быстро одевайся! – раздался в трубке сердитый голос шефа. – Сейчас за тобой приедут. Убит писатель Король в своем доме. Нам позвонил его сосед.
– А, черт! – грубо выразился инспектор. – Хорошо. Все равно не спится из-за этой чертовой жары. Можно даже не одеваться по такой погоде.
– Ну, форму натяни хоть, не позорься.
– А трусы надевать? – шутя спросил Филькин.
– На голову себе. – Шеф положил трубку.
Спустя пятнадцать минут подъехала полицейская машина, и Филькин, прихватив пистолет и удостоверение, двинул на место преступления.
Вскоре он очутился у шикарного загородного особняка, который окружали довольно мирные на вид саженцы тополей, не чета Тополям-М.
Филькин вошел в дом вместе со своим напарником – сержантом Перцевым, усатым щеголем и бабником. Дверь им открыл слуга, почтенного вида старик-кореец в оранжевом, как верблюд из песни, кимоно. От прихожей он провел их по коридору к месту происшествия. В прихожей и коридоре стояло много картин в стиле ню. На них были изображены обнаженные девушки с персиками, абрикосами и урюками. Огненная брюнетка с одной из картин сидела за столом в неглиже, держа в руках сочный «пэрсик» – как сказал бы любой грузинский поэт с любого базара.
– Что здесь произошло? – попытался заговорить со слугой-корейцем сержант Перцев.
Слуга ничего не ответил, потупив взгляд.
– Он не говорит по-русски, – сделал вывод вслух инспектор Филькин.
– Ему отрезали язык на его родине, в Северной Корее, за критику Вождя товарища Ким Чен Ына. – Это сказал вышедший навстречу полицейским мужчина высокого роста, с грустным взглядом карих глаз.
– Это вы вызвали полицию? – спросил у незнакомца сержант.
– Да, – подтвердил мужчина, – я сосед Короля, я гостил у него сегодня. Моя фамилия Буков, – представился он.
– Моя фамилия Филькин, а это сержант Перцев, – представился инспектор и представил сержанта. – Что случилось, господин Буков?
– Не знаю. Ужас какой-то! – округлил глаза Буков. – Вместе с дочерью мы нашли бездыханное тело Кондратия в его же комнате. Вся его грудь была в крови. Похоже на выстрел.
– А где находится его комната? – спросил инспектор.
– Вот она. – И Буков указал на прочную дубовую дверь вблизи от инспектора и сержанта.
Перцев надел перчатки и дернул за ручку двери, чтобы открыть ее.
– Дверь заперта! – удивленно произнес сержант.
– Именно! – подтвердил Буков. – Дверь заперта на задвижку, и мы не стали ее отпирать, чтобы никак не помешать полиции. Попасть в комнату к Кондратию можно лишь через соседнюю комнату его дочери. У них смежные комнаты, дверь между ними есть, но ее нельзя запереть. Именно Анна первой нашла тело отца.
– Пройдемте туда! – двинулся вперед инспектор.
Все четверо, включая слугу, вошли в комнату дочери. Она лежала на постели, напротив открытой двери в комнату отца и рыдала, упершись лицом в подушку. У ее ног противно скулил белый пудель. При появлении людей, она медленно встала, но затем резко бросилась Букову на шею и разревелась.
– Ну не плачь так! – попытался ее успокоить Буков. – Полиция приехала, сейчас разберется.
Полицейские прошли мимо дочери, прямо в комнату покойника. Перед ними предстало неприятное зрелище: посреди комнаты, богато уставленной, с антикварным столиком, креслами и книжным шкафом, прямо на полу ногами к вошедшим лежал благообразный седой господин, на котором из одежды были лишь трусы. Вся грудь его была в свежей, как январский фреш, крови. Под ним кто-то постелил одеяло, которое также испачкалось кровью.
Сержант Перцев наклонился к покойнику:
– Выстрел. Прямо в сердце, – озабоченно сказал он.
– Сержант, взгляните налево, – попросил инспектор, сам смотревший туда.
Сержант взглянул и обомлел.
В паре метров от трупа на полу сидел, прислоненный к стене, манекен, который представлял собой голую женщину во всех подробностях и довольно красивую, белокурую с маленьким носиком. Но самое ужасное заключалось в том, что в руке у манекена находился миниатюрный дамский пистолет с серебряной рукоятью и глушителем.
– Вот это да! – поразился сержант. – Манекен пристрелил человека.
– Что делал голый манекен в комнате писателя? – вслух спросил инспектор, подойдя вплотную к огромной кукле и прикоснувшись к ней. – Очень плотный материал, – заметил он про себя.
– Она была необходима ему для вдохновения, – ответил вошедший в комнату Буков. – Король был писателем, а писателю нужна муза. И нет ничего лучше голой, вечно немой женщины для этого. Так он сам это объяснял.
– Похоже, покойник любил окружать себя бессловесными. То немой слуга, да еще к тому же кореец, то манекен в роли музы, – с легкой ухмылкой заметил Филькин.
– Так может манекен того, пристрелил писателя за домогательство? – спросил сержант, но затем, увидев грозное лицо инспектора, добавил. – Может это самоубийство? Писатель выстрелил в себя, а затем вложил пистолет в руку манекену.
– Исключено! – вмиг отрезал инспектор. – Манекен в паре метров от писателя, а тот, наверняка, умер после выстрела мгновенно. Хотя медик приедет – уточнит.
Инспектор внимательно взглянул в лицо манекену:
– Знакомое лицо какое-то!
– Возможно, – предположил сержант, – этот манекен делали как копию какой-нибудь актрисы, но я никогда не видел этого лица. На Мерлин Монро похожа, но не очень.
– Вы не знаете, – обратился инспектор к Букову, – как давно этот манекен в кабинете у писателя?
– Не знаю, – развел руками Буков. – Уже много лет. Когда мы познакомились, он был уже у него.
– А разве манекен обычно полулежал, прислоненный к стене? – задумчиво спросил инспектор.
– Нет, кажется, обычно он стоял.
– А кто постелил под покойником одеяло?
– Не знаю, – отрицательно покачал головой Буков, – но точно не я.
Вскоре приехали медик, баллистик и фотограф. Пока фотограф делал снимки, баллистик осматривал орудие преступления, а доктор вертелся около трупа, инспектор подошел к книжному шкафу и принялся вынимать оттуда книги авторства покойного, читая их названия:
– «Любовник леди Мюсли», «Синий дурман», «Снеговик-убийца», «Не сыпь мне сахар в чай», «Кий». – И такими книгами был завален весь шкаф. Более ста томов. – Да, автор был богат на выдумку.
Филькин открыл одну из книг и прочел начало: «Черный, как нефть марки Brent, негр слепил белого, как его зубы, снеговика».
– Графомания, – скривился инспектор и поставил книгу с черно-белой обложкой в аккуратный ряд.
