И наступил рассвет.
Рей сидел на берегу маленькой тихой речушки. Дул ветер. Сияло молодое солнце. Лес и бескрайние поля окружали его. И он сидел посреди изумрудного моря, сер и бледен. И был он в этом прекрасном мире как будто нарисованный, искусственный. Лишний. Его не должно было быть здесь. Он не правильно выделялся серой угрюмой тенью, легшей нечаянным ненужным мазком на яркую картину лета.
Его благородное лицо. Его складный стан. Его мягкие пепельно-русые волосы. Его долгий неподвижный взор. И даже его сдержанно шикарные одежды. Все было не правильно. И вся природа старалась подчеркнуть это. Он был лишний. Его нужно было исправить. Убрать. Он не должен быть. На его одинокую фигуру легла тень от пушистого облака. Но и она не сокрыла его неправильности.
Рей Фабиан…
Несомненно, он был гением. Магия ему давалась непринужденно. Науки не заставляли его даже лишний раз пошелохнуться. И эта легкость сгубила его. И некогда светлый гений переродился. И зло в его сердце взяло верх. Растекаясь незаметно по всему его сознанию, как яд, его злость на весь мир подчинила юный разум. И вот, он сидел на берегу реки, часовая бомба, готовая в любой момент взорваться. Сейчас он был величайшим злом в мире. Месяц назад он выкрал из храма реликвию, сила которой способна уничтожить человечество. Он выкрал ее и поглотил. И теперь эта реликвия, запертая внутри его изнеможенного тела, разъедая не только его душу, но и его органы, ожидает дня, когда ее нынешний хозяин, наконец, решится. Решиться уничтожить Мир.
Все же пока он колебался. Остатки человечности робко из глубины его оцепеневшей души пытались напомнить ему, что он такой же человек, как и все. Как и все… но от этой мысли его решимость только росла. «Такие люди как я, не имеют права жить» – часто повторял он про себя. Но никто этого не слышал. Бытовало мнение, что Рей возомнил из себя Бога, и теперь желает решать судьбу человечества.
Самого Рея это только забавляло. Он просто хотел избавить этот прекрасный мир от человечества, уничтожавшего все, что только могло ценить и почитать. Он вожделел вскрыть этот гнойный нарыв на прекрасной планете. Люди жестоки и алчны. Люди мерзки и отвратительны. Люди жалки и беспомощны. Люди по природе своей не умеют созидать. Только разрушать. Таким существам нет места в этом хрупком мире. Люди лишние в нем. Неуемные амбиции человека погубят все, чего они коснутся, и погубили уже не мало. Бесконтрольные аппетиты общества разрушают храм природы. Так не легче ли уничтожить сразу все? Уничтожить всю ту грязь, которую люди несут в мир, да и с тем всех людей.
Рей сидел и размышлял. Взвешивал риски провала. Но план его почти исключал невыполнения, даже если сам Рей дрогнет. Но только то, что могло спасти всех, что могло бы пробудить в Рее человечность, и лучшие его стороны, было безнадежно утрачено. Рей был усыновлен. В своей семье он был приемышем. Пусть это его и не заботило, важно то, что в свет этот пришел он не один. У него должен был быть брат. Но его не было. Родители сказали, что мальчик умер задолго до того как Рей был взят на воспитание в столь знатный род. Эта новость уцепилась за чистое сознание ребенка, и из нее произросло ужасающих масштабов преступление. Преступление против человечества. Он ни разу не видел, ни документов о смерти брата, ни его могилы. И лишь поэтому, медлил. Ему хотелось бы хотя бы увидеть его прах. И попросить у него прощения. За то, что он жив.
Он поднялся и отряхнул брюки.
Его одежда только подчеркивала его благородность. Переливающаяся дорогая ткань. Модный фасон. Длинные пальцы украшал перстень и печать. Он был любимым и единственным приемным сыном у престарелого графа и его немолодой супруги. Но как полагал юноша, они взяли его только из желания кому-нибудь передать свое состояние. Это его раздражало. Он абсолютно не умел видеть добро в мире.
Он не умел любить. Это чувство было ему не доступно. Он даже и ненавидеть толком то не мог. Ведь ненависть рождается из любви, и ей в противовес. А Рей никого не любил. Мнил себя брошенным всеми, покинутым и преданным. И не было в мире силы, способной согреть его отмороженную душу. Да и он не искал такой силы. Рей играл и наслаждался человеческим страхом. Эта забава стоила жизни уже не одному человеку. После поглощения реликвии ни что ему уже не мешало. Он жил в свое удовольствие, оттягивая момент абсолютного конца. Можно ли его в этом обвинить? Безусловно. Его эгоизм довел его до того, что вместо того, чтобы попытаться найти в мире хоть что-то, что не вызывало бы отвращения он решил его уничтожить. Рей был не в меру избалован, обидчив и жесток. С самого рождения.
Во всем, за что бы он ни брался, во всем, о чем он помышлял, была эта его апатия, во всем. Он с цинизмом относился ко всему в своей жизни, да и не только в своей. Он безжалостно разрушал чужие надежды, жестоко и цинично высмеивал тех, кто еще во что то верил. Он отрицал саму сущность человечности. Ни жалости, ни сострадания, только лишь один сплошной эгоизм. Как Рей так жил? Да никак. Он просто существовал. Как порою просто существует шакал, грызущий гниющую плоть.
И в этом абсурде он был не одинок. Чуть поодаль сидел его единомышленник. Арнольд. Его благородное происхождение наложило отпечаток на его психику. Выглядел он статусно, но в целом болезненно. Его бледная кожа была зеленовато-желтой, глаза, впавшие и усталые, безжизненно вглядывались в медленное движение реки. И он тоже никого не любил. И никого не ненавидел. Он презирал всех одинаково.
За одним единственным исключением. К Арнольду подбежала девушка. Его каснулся легкий аромат душистого тимьяна. Происхождение Клары было неизвестно. Яркая и на первый взгляд беззаботная Клара в окружении цветов присела рядом с ним. Арнольд проигнорировал сие абсолютно. Но что-то в глубине его мертвой души едва шевельнулось. На соломенные волосы упал ромашковый венок. Клара заботливо убрала упавшую прядь за ухо. Но глаза Арнольда продолжили бесстрастно взирать на волны.
Клара прильнула к Арнольду, но тот и не пошевельнулся. А Клару это и не задевало.
– Зачем это тебе, Клара?
– Я все равно умру. Так не лучше ль умереть с тобой?
– Какая разница как умирать…
Рей невольно слушал и беззаботное воркование Клары, и холодные, монотонные ответы Аскольда на ее пустую нежность. «К чему весь этот спектакль, Клара? Или ты надеешься, что у Аскольда осталась хоть капля любви к тебе? Или что он тебя пожалеет? Чего же ты ищешь, ненормальная?». Сзади кто-то подошел. Рей лениво оглянулся. Выглядел он так, будто до внезапного визитера ему не было никакого дела. Он вздохнул и посмотрел на облака. Потом сонно, из ленной полудремы, медленно и нараспев заговорил.
