М. Р. Маллоу - Дело тётушки Кеннел

«24 апреля 1905 года был чудный майский вечер…»

Дюк Маллоу посадил кляксу. Он почти видел освещенный солнцем берег реки в Берлингтоне, и тень от колыхавшейся воды на физиономии незнакомого длинного парня, слышал запах воды и нагревшихся валунов, и даже видел на своих бриджах пятна от керосина. Он так отчетливо ощущал все это, что казалось, еще немного – и прошлое станет более осязаемым, чем настоящее.

Но ничего подобного, конечно, быть не могло.

Маллоу стоял, отделенный от компаньона бильярдным столом. В руке он держал полупустую чайную чашку с налитым вместо чая виски.

– Подумай, – в пятисотый, наверное, раз уговаривал он, – Форд практически нас не трогает. Что такое эти наши рекламные акции? Два-три автомобильных турне каждый сезон? Только-то! За очень, между прочим, хорошие деньги!

Ну, пусть даже его идиотский «безупречный образ жизни». Все равно никто не в состоянии проверить. Ну хорошо, комиссия! Что такое четыре раза в год прогнуться перед комиссией? Тьфу, ерунда!

М. Р. Маллоу говорил все это, глядя в бешеные глаза компаньона.

– Тысячи людей продали бы душу, чтобы оказаться на нашем месте. – закончил он.

Саммерс слушал его, натирая кий мелом. Наконец, он закончил это занятие и потер друг о друга испачканные пальцы.

– Прогнуться, – усмехнулся он. – Мерси. Какую позу желаете?

И нагнул свою длинную фигуру над бильярдным столом так, что Дюк, не выдержав, отвернулся.

– Прекрати. Без тебя тошно.

Джейк усмехнулся и стал прицеливаться. Ему оставался один шар – последний.

– Деньги, – глухо повторил он. – Да, деньги. Миллион.

Дюк открыл было рот, но быстро закрыл его, присел на угол стола и наблюдал за компаньоном.

– Что, если его грохнуть? – Джейк отвел кий, рассчитывая силу удара. – А? Отчего нет? Единственный выход избавиться от Форда – уничтожить Форда.

Маллоу едва за голову не схватился: «Опять!»

– Черт бы тебя драл, ну почему, почему? – ему уже не удавалось понижать голос, но сейчас это было неважно: они были в зале одни. – Почему ты не можешь принести небольшую жертву на алтарь капитала и остальное время чувствовать себя хорошо?

– Почему?

Саммерс вскинул глаза.

– Ты спрашиваешь, почему? – переспросил он тоном, не обещавшим ничего хорошего. – Я не могу чувствовать себя хорошо потому, что мне плохо! Плохо мне!

Кий разодрал сукно, Джейк швырнул его на стол и вышел из зала.

Ночь Дюк провел в спикизи[1]. Доктор Бэнкс, конечно, это заметила. Но виду не подала, а сказала:

– Так что вам нужно, мистер Маллоу? Форд хочет миллион за расторжение контракта. Этих денег у вас нет. Вы считаете, что характер вашего компаньона существенно изменился. Но почему вы рассказываете об этом мне?

Лицо ее было, как всегда, холодным, отстраненным – чтобы не сказать, высокомерным. Высокие брови, пронзительные глаза, прямой нос. Доктор терпеть не могла Д. Э. Саммерса. Это у них взаимно. Конечно, думает про себя что-то вроде: «Мистер Саммерс всегда обладал дурным характером. Вероятно, деньги плохо на него повлияли. Может быть, у вас просто открылись глаза, мистер Маллоу?»

Но М. Р. Маллоу больше не к кому было пойти.

– Понимаете, если бы дело было только в деньгах! – воскликнул он. – Вы ведь читали в газетах, как Форд пускает по миру неугодных? Даже, если мы найдем миллион, в самом лучшем случае с нами будет то же, что с Клеем.

Клей, бывший директор «Автомобильного сервиса Саммерса и Маллоу», был когда-то назначен самим Фордом. Но он проштрафился – не без помощи двоих джентльменов. Говорили, что бывший директор обращался в поисках места ко всем владельцам крупных компаний, потом компаний поменьше, потом маленьких – из которых две прогорело, осмелившись перечить великому Генри, и, наконец, совсем пустяковых. Пустяковые компании умирали своей смертью: такие, как Генри Форд и ему подобные ели их каждый день на завтрак, даже не замечая. Короче говоря, Клей едва не умер с голоду, пока, наконец, не перебрался в Нью-Йорк. Там он устроился продавать билеты в комнату кривых зеркал в парке Кони-Айленд. Двое джентльменов были в этой комнате и нашли, что Клею повезло. Им случалось читать в газетах, слышать и видеть, как какой-нибудь удачливый спекулянт, еще вчера торговавший с «Бентли», «Харли Дэвидсон», или «Бенц», или там «Лорен-Дитрих», или «Рено» – и свято веривший в то, что имеет право поступать, как считает нужным, работать, с кем сам выбрал и голосовать по собственному выбору, сегодня умирал под забором, не имея возможности найти работу даже продавцом газет.