В день, когда родилась Джулия, разыгрался сильный шторм, и это вполне можно было расценить как предзнаменование.
В мае обычно не бывает сильных штормов, но климат в Корнуолле капризный, словно новорожденный младенец. Весна, как и прошедшие лето и зима, выдалась довольно мягкой и погожей, все вокруг очень быстро расцвело и зазеленело. А вот с первых дней мая на Корнуолл обрушилась непогода: дожди и ветра побили цветущие деревья и клонили к земле беспомощную траву.
В ночь на пятнадцатое Демельза почувствовала первые схватки. Она вцепилась в столбик кровати и, прежде чем заговорить с мужем, хорошенько все обдумала. Демельза спокойно и даже философски относилась к тому, что ее ожидало, и до этой ночи еще ни разу не побеспокоила Росса. К тому же ей совсем не хотелось поднимать тревогу в такой поздний час. Накануне вечером она возилась с саженцами в своем любимом саду, потом с наступлением сумерек нашла сердитого ежика, поиграла с ним и попыталась накормить зверька молоком с хлебом, а в дом вернулась, только когда небо затянули облака и заметно похолодало.
Может, ничего страшного, просто она слишком устала накануне вечером?
Но когда боль стала такой, будто кто-то уперся коленом ей в позвоночник и пытался его сломать, Демельза поняла, что причина тут вовсе не в переутомлении. Она дотронулась до руки Росса, и муж тут же проснулся.
– Что такое?
– Мне кажется, – сказала Демельза, – будет лучше, если ты сейчас приведешь Пруди.
Росс сел:
– Зачем? Что случилось?
– Мне больно.
– Где? Ты хочешь сказать…
– Мне больно, – натянуто произнесла Демельза. – И я думаю, сейчас будет лучше позвать Пруди.
Росс спрыгнул с кровати. Демельза услышала, как кремень чиркает о сталь; через секунду фитиль поймал искру, и пламя свечи озарило комнату: массивные балки из тика под потолком; покачивающаяся от ветра штора на двери; задрапированный розовым фаем низкий диванчик у окна; туфли Демельзы там, где она их сбросила, одна деревянной подошвой вверх; подзорная труба Джошуа; книга Росса и сонная муха, ползущая по стене.
Росс посмотрел на Демельзу и сразу все понял. Она виновато улыбнулась в ответ. Он прошел к столику возле двери и налил жене стакан бренди.
– Вот, выпей. Я пошлю Джуда за доктором Чоуком, – сказал он и начал торопливо одеваться.
– Нет, Росс, не надо. Ночь на дворе. Доктор наверняка еще спит.
В последние недели супруги не раз спорили, следует ли приглашать Томаса Чоука, когда придет время рожать. Демельза не забыла, что еще год назад она была прислугой, а Чоук, хоть и простой врач, как-никак владел небольшим поместьем. И пусть поместье было куплено на деньги жены, это все равно поднимало доктора на определенную ступень социальной лестницы, откуда на таких, как Демельза, смотрели с презрением, словно на не особо дорогое движимое имущество.
Так было до того, как Росс взял ее в жены. После свадьбы положение Демельзы изменилось. Она научилась хорошим манерам, могла вести себя в обществе как настоящая леди, и у нее это очень даже неплохо получалось. Однако в данном случае все было иначе. Врачи имеют дело с людьми в минуты слабости, когда те не могут выставить себя в выгодном свете. Демельза понимала, что, если ей будет очень больно, она вряд ли станет жалобно призывать Бога или тихонько чертыхаться, что простительно для попавшей в неприятное положение леди. Скорее всего, она будет выражаться, как ее папаша в старые времена. Рожать и одновременно соблюдать приличия… Нет, такое Демельзе было не под силу. И потом, она не хотела, чтобы при родах присутствовал мужчина. Ей казалось, что это неприлично. Хорошо бы ребенка приняла Элизабет, жена Фрэнсиса, двоюродного брата Росса, но та была аристократкой по крови, а они совсем иначе смотрят на жизнь. Откровенно говоря, Демельза предпочла бы видеть в роли повитухи тетушку Бетси Триггс из Меллина, ту, что торгует сардинами, уж она-то набила руку в этом деле.
Но Росса не переспоришь, он твердо решил сделать все по-своему.
– Спит – значит проснется, – коротко бросил он, выходя из комнаты.
Демельзу огорчил столь грубый тон мужа.
– Росс! – крикнула она ему вслед.
Боль на секунду отступила.
– Что?
Свеча лишь наполовину освещала волевое непроницаемое лицо Росса, шрам на щеке, взъерошенные темные волосы с медным отливом, распахнутую на груди сорочку. Демельза подумала о том, что этот мужчина, истинный аристократ, с другими всегда сдержан и никого не подпускает к себе, а вот с нею по-настоящему близок.
– Ты ничего не забыл сделать перед уходом? – спросила она.
Росс снова подошел к кровати. Застигнутый врасплох, он испытывал сейчас противоречивые чувства: тревогу за Демельзу и облегчение оттого, что все скоро уже закончится. И только когда Росс поцеловал молодую жену и увидел слезы у нее на щеках, в нем шевельнулись страх и сострадание. Он взял лицо Демельзы в ладони, откинул со лба черные волосы и посмотрел в ее темные глаза. В них не было озорных искорок, которые он привык видеть, однако и страха в них тоже не было.
– Я скоро вернусь. Все будет хорошо.
Демельза отрицательно покачала головой:
– Не надо, Росс, не возвращайся. Просто позови Пруди. Не хочу, чтобы ты видел меня такой.
– Может, позвать Верити? Ты же так хотела, чтобы она была рядом.
– Нет, не сейчас. Нехорошо среди ночи вытаскивать ее из дома. Пошлешь за Верити утром.
Росс снова поцеловал жену.
– Скажи, что любишь меня, – попросила она.
– А разве ты этого не знаешь? – удивился он.
– И что не любишь Элизабет.
– Я не люблю Элизабет.
А что еще он мог ей сказать, когда и сам не знал всей правды? Росс был не из тех, кто с легкостью говорит о своих чувствах, но прямо сейчас Демельзе нужны были его слова, а не поступки, и ему пришлось подчиниться.
– Запомни, ты – самое главное в моей жизни, – сказал он. – Вся моя родня, друзья… Элизабет… этот дом и шахта… Да я от всего откажусь ради тебя… и ты прекрасно это знаешь. А если сомневаешься, значит за все эти месяцы я не сумел доказать тебе свою любовь, и нет таких слов, которые смогут это исправить. Я люблю тебя, Демельза. Мы были так счастливы. И впредь будем счастливы тоже. Не забывай об этом, дорогая. Потому что ты – все, что у меня есть.
– Я запомню это, Росс, – умиротворенно ответила Демельза, потому что услышала столь нужные ей слова.
Росс снова ее поцеловал и зажег еще несколько свечей, потом взял одну и быстро покинул комнату. Горячий жир стекал по руке. От бушевавшего накануне урагана не осталось и следа, дул легкий бриз. Росс не посмотрел на часы, но полагал, что сейчас было около двух.
