В зале суда закончилось заслушивание обвинения, и последнее слово дали подсудимому.
– Вы обвинили меня в шантаже, воровстве, разбое, подстрекательстве, вымогательстве… Я признаюсь во всём, что здесь было сказано. Признаюсь, и в скором времени удалюсь. Но, чёрт побери, есть в институте юстиции это прекрасное «последнее слово»! Уверен, что моё последнее слово заставит вас задуматься, а может даже и спасёт несколько заблудших овец.
Вы, считающие себя праведниками, достойными судить и осуждать, что вы видели в жизни, что вы вообще знаете о жизни???
Я не молод, но когда-то я был так же наивен, как самые невинные из здесь присутствующих. Во мне было столько веры, любви, трепета, надежд, амбиций…
Первый приговор, вынесенный мне, был словно гром среди ясного неба. Кто бы мог подумать, что неуплаченный в срок долг в несколько монет может цинично упрятать молодого и перспективного юношу в долговую тюрьму при том, что другие, более знатные заёмщики, должны были несравнимо больше?! Я верил, что это чудовищное недоразумение и ошибка системы. Мои друзья изыскивали самые разные способы помощи, но всё было тщетно. Моя мать обивала пороги с прошениями и мольбами долгие месяцы, заверенная вельможами и чиновниками, что дело, безусловно, не должно закончиться вот так и…всё безрезультатно!
Только через полгода в тюрьме я узнал, что когда-то давно моя мать не согласилась удовлетворить извращённую похоть ростовщика, и он не забыл этого. Опозоренный правдой простой прачки, он выжидал долгие годы, прежде чем смог вот так грязно и подло отомстить. Вот кому я был обязан своим будущим и судьбой.
Тюрьма. Место, которое живо вскрывает суть любого и каждого входящего. Место, где первобытные, обнажённые, животные инстинкты и звериное чутьё безо всяких соусов и приправ оголяют все пороки высокого общества людей светских, могущественных, праведных…свободных. Ваша свобода, вкус которой вы даже не знаете и вряд ли сможете отделить от фуа-гра,– звоном монет, исполненная прелюбодеяний и хмельным обжорством, изысканным кружевом, купленным за гроши у нищей белошвейки – замылила вам глаза, слух, стыд, совесть…
Незадолго после этого, я также узнал и о продолжении ратных подвигов подлеца-ростовщика. Когда все дороги привели на его крыльцо, он испортил жизнь и карьеру всем моим просителям, купив свою гордыню у вас же, продажные стряпчие душонки. Мать мою он и вовсе разорил, а несломленную, в скором времени, свёл в голодную могилу.
Как слепы вы в своей заносчивой уверенности. Как ошибочно уверены в безнаказанности и вседозволенности. Как ошибаетесь вы, считая себя наделёнными такими правами…
О, кабы вы могли хоть на мгновенье ощутить леденящий холод и пронизывающую сырость тюремных стен; оглушающую тишину бесконечности тюремных минут; запах гниющей души во плоти, способный смесь запаха пота и страха заставить благоухать фиалками на безоблачном горизонте жизни; ослепительное омерзение камер убийц и насильников и ропот приближающихся шагов, грозящих залапать, растоптать и высмеять последние крохи личного пространства и достоинства; ощутить надлом от реальности растворяющейся перед глазами последней капли Надежды и Веры…а после вытесняющий, и заполоняющий собой их место, дикий пляс всех чертей и демонов, который вырывается из тебя неугомонной чередой поступков настолько пьяняще-аморальных…
Я, в конце концов, вышел на свободу, но нутро моё уже требовало мести.
В тюрьме я обзавёлся нужными связями, которые помогли мне разорить, унизить и сполна отомстить ростовщику. Все восточные сладости вместе взятые не смогут даже пошелохнуть увесистую чашу весов удовлетворённой мести. Хмель урожая винограда всех лет заточения не в состоянии затмить даже толику мига возмездия. Дни и ночи, проведённые в тюрьме, остудили, впитали до последней капли весь вкус и жар этого блюда и преумножили его, сделав его дьявольски-приятным.
А потом было затмение. Освобождение и опустошение от исполненного долга чести, густо сдобренное деньгами проклятого мздоимца, которые жгли карман. Кутёж, все удовольствия мира, ощущение могущества и власти денег…
Именно в ту пору мир, который раздавил молодого и честолюбивого юнца, обрёл «чудовище» по имени Лотрек. Униженные и оскорблённые, разорённые и околпаченные, подвергшиеся насилию и испытавшие на себе закон джунглей и еще много чего, о чём упоминать не стоит…
Я громогласно катился вниз, а вы наблюдали, удивлялись, ненавидели, презирали и восхищались. Я пользовался всеми и всем… В моей тесной, сырой коморке в трущобах стояли на коленях самый гордые и молили о помощи и пощаде самые могущественные. Те самые, которые сейчас хотели бы вовсе меня не знать, или упрятать меня в самую беспощадную и безнадёжную темницу. Мы тогда нужны были друг другу: мои возможности помогали скрыть или реализовать их пороки, а их безымянное покровительство помогало мне реализовывать свои планы. Вчерашний враг сегодня был моим компаньоном и наоборот.
О, времена. Я мог озолотить несчастную попрошайку у паперти, приметив божественное клеймо «неисправимой матери» в её глазах; положить жертвой на плаху дела никудышного и пропащего забулдыгу за стаканчик хмельного зелья; простить смазливой кокетке долг, величиною в целое состояние, после чего месяцами питаться сухарями и водой…
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru