Что же ты, тусклое грустное мертвое солнышко,
Ласково давишь мне трупом на психику,
И кровь твоя ядом стекла по заброшкам,
Стопоря на рефлексах тягу к развитию.
Что же ты, дрянь, улыбнешься за тучами,
Словно ждешь, что подам тебе признаки жизни.
Словно ищешь меня своим ядерным лучиком,
Чтобы вновь облучить отныне и присно.
Ты не светишь здесь. Тебя нет. Не бывает.
Ты лишь сумрачный призрак моей фантазии.
Эту землю не греет, не освещает.
И ты примешь за счастье свою эвтаназию.
Исходи эти сырые ночные тропы,
Зато здесь хотя бы бывает не каждый.
И фонари не светят, зато темень тромбом
Тебя единственная примет в объятьях жадных.
Ну а чего ты ждал? Давай посмотрим.
Загляни к себе внутрь – там гниющий гроб.
И опарыши с живого тебя пир устроят,
В лабиринтах непонятных грудных катакомб.
И ты не удивлен. Здесь никто не примет.
Потому что изуродован и так же мертв.
Каждый трусит, что его у себя отнимут,
Но не думает, что на глазах штрих-кодом надпись:
«Стерт».
И ты сушишь десна каждой встречной бездне,
Каждой пропасти безумия и каждой лжи.
Если здесь был Бог, то он не воскреснул,
И ему нет дела, что бы ни скажи.
И ты задыхаешься, пока не грохнет,
Не усохнет в голове последний сердца стук.
И ты твердо знал, из чего рвал когти,
Но не знал, куда ноги тебя приведут.
Приведут по цементной сырой дорожке.
Приведут по грязным лужам в тот промозглый день,
Где касаткой полумертвой нас туман до дрожи
Опоясает и примет как родных детей.
И там солнышко не ждет, ты его придумал.
Чтобы просто для чего-то в никуда прийти.
Чтобы просто не сдаваться, отвергать угрюмо
Все попытки бросить и потом найти.
Здесь найти хоть что-то. Найти кого-то.
Для чего бы можно было и не умирать.
Для чего бы можно было жить. Но вот он,
Твой последний эпизод с пометкой: «Потерять».
Так скажи же, почему ты улыбнешься грустно,
Если вовсе меня здесь ты больше не найдешь?
Мое солнышко больное в пересохшем русле,
Меня не было, не будет, ты со мной умрешь.
Снова проснусь, значит снова с тобою расстанусь.
Останусь оторванным тлеющим смятым листом.
И снова безмолвно будто во всем растворяюсь,
Остывая здесь сумрачным тихим костром.
Застревая мостом здесь, что тлеет над мутною речкой.
И ногами касаясь холодного вязкого дна,
Я на берег смотрел, и смотрел сквозь туманы бы вечность.
Только вечность жестоко разломит границами сна.
Я хотел бы остаться, хотел бы не ошибиться,
Как пришлось ошибаться несчетное множество раз.
И хотел бы позволить чему-нибудь сбыться,
Только утро нас вскроет, и вскроет живое в нас.
Зачем же придумано было все то, чего быть не может.
Для чего не отпустит, я все еще буду ждать.
Буду ждать, когда утро холодное вновь потревожит
И насильно заставит по новой тебя потерять.
По разбитым окнам я читаю город,
Чередою мелких капель мне плеснет за ворот
Темнота заборов, не хранящих слово.
И здесь может зазвучать лишь щелчок затвора.
И не скалься мне, мне тебя не видно,
Просто жми на спуск – я подставлю спину.
Я не обернусь, чем бы ни пробило,
Ведь смотреть назад еще хуже было.
Не откроют дверь, ведь мы дети Лимба.
Нам откроют смерть, чтоб не быть наивным.
Под ногами твердь из разбитых плиток,
И я режу ноги, чтобы сделать выбор.
Я один из многих и умру безлицым.
И единственное счастье нам здесь лишь приснится.
Рвать себя на части – есть инстинкт убийцы,
Чтобы в одночасье и себя лишиться.
И пылало небо, как пылали люди.
И сгорали белым, и сгорали в сути,
И сгорали в пепел, и сгорали в буднях,
И врезались в землю, словно сбитый спутник.
А воронье море жаждет новой крови.
Жаждет грязных туч, жаждет вечной бойни.
Если я вернусь, то беспечно спой мне,
Для чего я здесь и не сплю спокойно.
Ты в чудо веришь?
Я вот, безусловно, да.
Все потому что видел его тело,
Нанизанное на штыри во льдах,
Да на асфальте внутри контура из мела.
Ты в сказки веришь?
Я вот, безусловно, да.
Ведь я писал их, и они все сбылись,
И ради жизни в горло мне вцепились,
Меня испив и высосав до дна.
В добро ты веришь?
Я вот, безусловно, да.
Я в этой жизни видел добрых,
Не получивших ничего, кто все отдал,
Но их всех выкинули и не помнят долго.
Ты в утро веришь?
Я вот, безусловно, да.
Оно придет, но только греть не станет.
И никого здесь не спасет, оно устанет
Нас греть, уже остывших навсегда.
Ты людям веришь?
Я вот, безусловно, да.
Им ничего не стоит жрать друг друга.
Я видел тех, кто больше не предал,
Но всем им стыдно в этом грязном круге.
Ты веришь, что однажды ты поймешь,
Что больше ни во что уже не веришь?
Я долго верил даже в ложь,
После того, как эту ложь проверил.
Время застыло, а я,
Я все еще жду перемены
В своем необъятном плене.
Искренне жду и верно,
Считая число вселенных
На каплях холодных дождя.
За стеклами звуки ветра
Повиснут на кабельных лентах.
И все, что хранилось в моментах,
Холодною горькою пеной,
Привычно и непременно
Зальется куда-то в меня.
И нам приходилось здесь видеть
Все то, от чего отказаться
Хотели, но нам суждено
Здесь только на веки остаться.
Я пробовал прикасаться,
Но здесь уже нет ничего.
Вызови инкассацию.
Пускай хоть они заберут
Весь этот никчемный труд,
Всю этой души деградацию.
И какой-то неясный маршрут
Выберут и увезут.
Не остаюсь ни в памяти, ни в лицах.
И мне не страшно даже оступиться,
Пускай на этой скорости убьюсь.
Ведь я всего лишь пыль на их ресницах,
Что не задела ни единых чувств.
И что бы я ни делал, пылью остаюсь.
И пеплом.
Хоть заживо кремируй,
Здесь побывал лишь ветром,
И как себя ты ни терзай, ни препарируй.
Ты видишь меня день,
И мне не знать, где буду завтра.
Я словно каждый раз на точке невозврата.
И как бы ни хотел прийти обратно,
Я просто этой жизни тень.
Нас не найдет здесь ни одна координата.
В этой системе, что сломалась пополам,
Я сам пытался не сломаться.
Хоть и старался, но всего себя и не отдам.
Остановиться – значит сдаться.
А сдаться здесь сулит нам только смерть.
И может даже лучше, что нет шансов
Здесь становиться медленней, чем свет.
Так будет меньше боли, меньше веры.
Ты для других хотя бы просто один миг.
И для других все это лучше, но наверно,
Ты непременно сам сгоришь, себя убив.
И небо обнажило свои раны,
Залив прощальным светом этот миг.
А я все крыши бы отдал и вскрыл все карты,
Чтобы делить этот цикличный странный мир.
И на руках бы эти звезды засыпали,
Как я здесь засыпал, но все не так.
Я все это принес и все отдал бы,
Чтобы не видеть больше пепел на руках.
Сквозь этажи и сквозь пролеты зданий
На землю упадет пустынный взгляд.
И разобьется об асфальт, и перестанет
Смотреть туда, где поезда уходят вряд.
Фломастер тускло пару кирпичей испишет.
Храни застывшей тенью здесь себя.
Храни здесь память, даже если ты не дышишь.
Нам больше негде сохранить останки дня.
Сердце безмолвно сожмет.
И я где-то внутри потеряю сознание.
