Дмитрия Ковалёва искали тринадцать дней. Сначала родственники, потом всей деревней, а после уже привлекли областную службу МЧС и местный леспромхоз.
Дмитрий ушёл на два дня в тайгу и должен был явиться в субботу вечером, к бане, – так обещал жене Валентине. Но прошло два дня, потом ещё два – Дмитрия не было. Сначала Валентина не беспокоилась: бывало, пропадал в лесу и по неделе – такой уж был человек. Но он всегда предупреждал, что может задержаться. А в этот раз ушёл избушку на Каменной речке поправить да на дрова сушняка напилить: когда начнётся охота, некогда станет заниматься хозяйством. До солнца на путик охотничий встанешь – только ночью возвратишься.
И лишь после четвертого дня защемило сердце у Валентины – уж не случилось ли чего? Сначала отправила брата на Каменную, однако вернулся тот ни с чем.
– Леший, он и есть Леший, – сказал. – Чего с него взять?
– Что? Нету?! – ахнула, ужаснулась и обмерла сестра.
– Видно, был, да ушёл.
– Куда ушел?
– Да хрен знает Лешего… Как-то странно: избушку от зверя не подпёр, топор под навесом в чурке, не убран…
– Да быть не может! Поди, не дождался?…
– Ночевал я там! Не дождался…
Брат Валентины закурил, матюгнувшись.
– Может, заблудился? Говорят, леший там водит.
– Лешего леший не водит. Они с ним кореша.
Она заревела, а брат помолчал, проговорил утешающе:
– Чует сердце: случилось что-то с ним, Валь…
– Успокоил!
– Да ладно тебе… Куда он денется? От твоей юбки…
И забила Валентина тревогу. Дочерям только не сообщала, не хотела с места срывать: путь не близкий – полстраны надо проехать. Да и знала, что дорого сейчас всё. В долги залезут, а ведь примчатся, всё бросят.
Пришёл участковый Колесников, собрал всех деревенских мужиков. Сначала почти каждого допросил: и о врагах Дмитрия, и о любовницах, хотя сам знал, что ни врагов, ни тем паче баб на стороне у него давно уж не бывало. Потом разделил по три человека, каждой группе дал маршрут и всех отправил на поиски.
Шесть дней ещё искали, всё вдоль и поперёк прошли и Каменную речку чуть ли не неводом протянули. Только нет нигде ни Лешего, ни тела его.
Слухи по деревне поползли разные. То в городе его видели, в областном центре, на авиабазе лесоохраны. Проверяли – не подтверждалось. То будто в Верхней Каменке у вдовы какой-то мужик пьянствовал, на Дмитрия похожий. Всех вдов да молодок опросили, но никто не видел Лешего. Да и не мог он от дела отвлекаться, утверждали мужики: охота на носу, и не было такого сезона, чтобы Леший тайгу променял еще на что-нибудь, кроме самой тайги.
Беда с ним – уже в открытую говорили.
Старика искать бы так не стали, но тут молодой мужик, поэтому из области вертолёт прилетел. Взяли двоих из деревни: брата Валентины да бывшего охотоведа Стёпу Рыжова, который всю округу здесь таёжную, все ручьи и речки знал и из любого места всегда пришёл бы. Целый день летали, всё дальше и дальше расширяя просматриваемую территорию. Наконец на одном из притоков Каменной речки, на Соболёвке, где был заброшенный староверский скит, вороньё – чёрное, горластое – поднялось с земли.
Значит, корм нашли – верный и страшный знак.
– Отгулял Леший!
И уж после того заметили на земле поваленные деревья да сруб свежий, рядов на шесть…
Площадки для посадки не было – три сотрудника МЧС на спусковых устройствах покинули борт вертолёта. И через пять минут командиру сообщили: человека обнаружили бездыханного, однако птицами не попорченного, а значит, жив еще. Вороньё, оно только мёртвого клевать будет. Ещё через пятнадцать минут в спасательном кресле пострадавшего подняли на борт, после чего вертолёт взял курс на областную травматологическую клинику.
Брат Валентины сразу определил, что зять попал под дерево, которое сам валил. Рядом с Лешим нашли исковерканную сучкорезку «Штиль». Сколько он пролежал возле поваленного дерева, неизвестно: может, день, а может, два. Крови потерял немного, в основном из ушей текло. На земле небольшой сгусток только да фуфайка запачкана.
– Эх, опять угораздило тебя, – промолвил обрадованный шурин.
– Чего?! – спросил назойливый спасатель.
– Говорю, Лешему повезло!
– Какому лешему?
– Да пошел ты сам… к лешему, – отвернулся и стал смотреть в иллюминатор на проплывающую внизу тайгу.
– Вот что ему дома не сиделось? – угрюмо спросил Рыжов. – Вот натура!
– Лешим был – Лешим и остался…
– Да уж! Всё один да молчком!
– А молчишь – крепче спишь, – пробурчал брат Валентины.
– И отец его покойный – царство ему небесное! – такой же был.
– Это ты про кого?
– Про Семёныча!
Старший Ковалёв, а попросту Семёныч, до последнего своего часа по тайге ходил в одиночку. Кто ни встретит его в глухомани – он без ружья, один топоришко в рюкзаке да ножик на поясе. Спросят его: «Ты, Семёныч, что так-то по тайге бродишь? А ненароком зверь?» А тот в ответ: «Я ведь в тайге только людей боюсь, от них зло. А зверь, он понимает, он лучше меня слышит и вперёд уйдёт, спрячется, чтобы не встречаться».
Чудаковатый он мужик был. Сядет иногда где-нибудь у леса, вроде покурить, да так целый день и просидит на пеньке – все птиц слушает и улыбается. Разное про него говорили. Мол, к старости на голову ослаб, оттого и радостный ходит. А еще слух распустили, будто Семеныч где-то в тайге богатый клад откопал, себя на всю жизнь обеспечил, сына и еще внукам достанется. Правда, золота никто не видел, а вскоре он и сам сгинул как-то странно: лодку одну нашли, а его потом будто далеко внизу из реки выловили. Дмитрий тогда в армии срочную служил, дальняя родня да чужие люди хоронили, а гроба не открывали. Говорят, отвезли на кладбище в деревню, откуда жена Семёныча была родом, и с нею рядом положили. Дескать, и его клад вместе с ним в могилу спрятали.
Когда Леший из армии пришел, то не просто всякую молву не развеял, а еще и больше туману напустил. А сказал он, будто нет в земле ни отца его, ни матери, а если не верите, можете глянуть, что под крестами на кладбище лежит. А поскольку народ был суеверный и достаточно боязливый, смотреть никто не осмелился, но и на слово Лешему не поверили.
Сказали, у него контузия, заработанная в армии, опасно с ним спорить.
Может, врали, но только после этого на всякий случай замолчал народ. А, несмотря на все, Леший прошел все комиссии по нормам летчиков и отработал парашютистом-пожарным. И контузия его куда-то девалась.
– Чумные они какие-то все, лешаки, – заключил шурин Лешего.
Стёпа Рыжов посмотрел на проплывающую тайгу, по горизонту затянутую дымкой.
– Эх, красота-то у наших краёв какая! – вдруг мечтательно проговорил он. – Чем тебе не Швейцария? А?
– Да, курорт, мать его… – Шурин глянул на лежащего Дмитрия. – Может, встанет на ноги: здоровый лось. И молодой ещё… Порода-то лешачья…
