Пролог
Кассета
2024 год
Нью-Йорк
Моя последняя неделя в Нью-Йорке. Я приехала сюда в начале 90х, юной, наивной, провинциальный девчонкой, и город принял меня как принимал миллионы других иммигрантов, приплывавших и прилетавших к его берегам в поисках лучшей жизни.
У каждого иммигранта своя история и свои счёты с Нью-Йорком. Для кого-то это грязный, шумный, дорогой и неудобный для жизни город. Кто-то ненавидит его всем сердцем, а кто-то любит всеми фибрами души. Одни не представляют себя без этого города, а другие не видят себя в нём.
Я люблю Нью-Йорк как любят неудачного ребёнка – оправдывая недостатки, старательно подчёркивая достоинства – «Да, грязно, но зато какой здесь джаз». «Да, метро уродливое и работает без расписания, зато оно везет в Центральный парк или на Бродвей». «Да, жизнь дорогая, но посмотрите какие возможности она дает».
До недавнего времени я не представляла себя ни в какой другой точке мира кроме Нью-Йорка, но жизнь имеет свойства преподносить сюрпризы.
Мой муж ушел из жизни не дожив всего два месяца до своего 70летнего юбилея, который мы с дочкой планировала предыдущие полгода.
Остались приготовленные заранее подарки юбиляру, наш общий бизнес, квартира в которой мы прожили 30 лет, наша дочь и внучка. Такими же бесполезными и ненужными оказались наши планы – выйти на пенсию и объездить весь мир, купить домик в Португалии, взять собаку.
«Ушел из жизни» – звучит буднично как «вышел за хлебом». Я где-то читала что инфаркту больше подвержены мужчины в возрасте 50 плюс и когда мы успешно перешагнули за 60 летний рубеж, успокоилась, решив что опасность миновала. Как оказалось, преждевременно.
Мой муж был старше меня на 16 лет, так что я молодая, по нынешним понятиям, вдова.
Я хорошо сохранилась – спортзал, правильное питание, косметология, но сейчас ощущаю себя очень старой. Смотрю в зеркало и диссонанс нервирует, как будто оно неисправно и не отражает того что должно отражать – морщины которые горе должно было отпечатать на моем лице.
Руся, рыжий спаниэль, с длинными ушами и сомнительной родословной, не отходит от меня ни на шаг. Моя дочь Эмма, принесла ее мне крошечным щенком через месяц после смерти Бориса когда не помогали никакие снотворные. Руся помогла. Уткнувшись в рыжую кисло-сладкую собачью шерсть я засыпала.
Выгуливая Русю по улицам Парк Слоупа, где каждый переулок и каждый дом напоминает о муже – здесь мы бежали с ним под одним зонтом, там он покупал сигареты, я вдруг подумала – а почему бы и нет? Почему не уехать? Что меня собственно здесь держит? У дочери своя жизнь, муж, работа, друзья. Конечно она любит меня и заботится обо мне но действительно ли я так уж необходима ей? Вся моя жизнь в прошлом а у нее все впереди. Я не хочу чтобы мое настроение передавалось ей, чтобы я, как якорь, тянула ее вниз. Деньги – это свобода. И, слава всевышнему, они у меня есть.
Через месяц после похорон я продала наш общий с Борисом бизнес, успешную адвокатскую контору в Нью-Йорке. Просто подписала бумаги не выходя из дома. Деньги от продажи бизнеса плюс то что я получу за свою бруклинскую квартиру обеспечат мне безбедное существование в любой точке земного шара даже если я доживу до ста лет (не дай Бог).
Помимо воспоминаний которые преследуют меня на каждом шагу, есть и другая причина по которой я хочу уехать. Город моей молодости изменился до неузнаваемости. Начиная с 2016 года, Нью-Йорк начал медленное но неумолимое движение вниз (эксперты называют это “decline”). Началом послужили похороны Джорджа Флойда в золотом гробу, разгул БЛМ, разбитые витрины магазинов, бомжи на 5й авеню, запах мочи и горы черных мешков с мусором на входе в бродвейские театры.
Кульминация для меня наступила в 2023 году после трагических событий 7го октября в Израиле. В то время как Израиль только начал хоронить своих убитых и евреи по всему миру еще не успели осознать весь ужас происшедшего и оправиться от шока, на улицы Нью-Йорка вышли «борцы за справедливость», разъяренная толпа с пропалестинскими флагами, призывающими к смерти «сионистов» и «освобождению» Палестины. Абсурд и бесчеловечность происходящего оглушала своей несправедливостью. Ведь это на Израиль напали. Напали ночью на танцующих, безоружных детей, на спящих в своих постелях мирных людей. Это израильских девушек жестоко насиловали, израильским детям отрубали головы на глазах у матерей, и весь мир вышел на улицы в поддержку….Палестины?
И Нью-Йорк? Мой любимый Нью-Йорк? Все происходящее так напоминает Германию 30х годов что сердце сжимается от страха за детей. Но их жизнь здесь и они никуда отсюда не двинутся. А я….у меня есть свобода выбора которую дают деньги и возраст. И я выбираю уехать.
В Португалию мы с Борисом влюбились пять лет тому назад. Проехали от Лиссабона на север в Брагу, жили на винограднике в Долине Доро, ели необыкновенно вкусную рыбу в Назарете, перепробовали 20 видов вишневой наливки в Обидоше и провели четыре волшебных дня на побережье Алгарве. Вернувшись, мы часто говорили о покупке домика в Португалии. Что-то неудержимо влекло к этой стране – чудесная еда, смена пейзажей, дружелюбные люди, певучий язык. Но речь конечно не шла о переезде – мы рассчитывали делить наше время между Америкой и Европой. Мы вообще на многое рассчитывали. Очень самонадеянно с нашей стороны.
Португалия прочно засела у меня в голове. Моя дочь – профессиональный психолог, так что я многое знаю про эскапизм, уклонение, замещение и прочие защитные механизмы. Но что если и так? Пусть мой отъезд – это эскапизм! Так ли это плохо? Худшее что могло случиться уже случилось.
И я решилась. Дочь обижалась и плакала, но в конце концов сдалась – знала какой упрямой я могу быть. Зато у меня наконец-то появилась причина просыпаться по утрам.
После того как я приняла решение все сложилось удивительно легко. Нашлись покупатели на бруклинскую квартиру, отыскался на просторах интернета русский брокер в Лиссабоне и в течение трех месяцев бумаги были подписаны, контракты юридически оформлены и куплен билет до Лиссабона в один конец. Мои вещи временно перевезли в дом дочери и зятя.
Вот уже месяц я живу у них в просторном доме в Нью-Джерси пока идет ремонт в моей квартире в пригороде Лиссабона.
Билет на самолёт через неделю. Я ни разу в жизни не летала на самолёте одна , я никогда не жила одна, я вообще мало что в жизни делала одна. Мне страшно, но страх не худшая альтернатива отчаянию и безразличию. «Все худшее что могло случиться уже случилось» опять повторяю я про себя свою новую мантру. К тому же я не одна, со мной летит Руся. Она полетит со мной в салоне самолета как «животное эмоциональной поддержки» и в этом нет ни капли преувеличения.