Данная книга предназначена исключительно для зрелой читательской аудитории старше 18 лет. Книга содержит сценарии и описания, способные оказать серьёзное эмоциональное воздействие на читателей, включая откровенные проявления физического и психологического насилия, употребление ненормативной лексики, детализированные эпизоды сексуальной эксплуатации, травматические семейные истории, использование наркотических веществ и сильнодействующих препаратов, а также сюжеты, касающиеся попыток самоубийства и различных видов психологической патологии.
Все упоминаемые в тексте лекарственные препараты являются вымышленными и использованы автором исключительно для художественного отображения сюжета. Настоящая история также является художественным произведением и носит исключительно литературный характер. Автор не пропагандирует применение наркотиков, лекарственных средств или совершение противоправных действий. Цель автора – раскрыть сложную и тяжёлую человеческую драму, продемонстрировать деструктивные аспекты человеческой природы и привлечь внимание к проблемам, связанным с ментальным здоровьем, семейным насилием и социальным неравенством.
Обращаем особое внимание читателей, что данная книга может оказаться сложной для восприятия людьми, ранее подвергшимся травмам подобного рода, а также лицам с неустойчивой нервной системой или имеющими опыт психических заболеваний. Если вы чувствуете необходимость отложить чтение или столкнуться с негативными реакциями после ознакомления с текстом, рекомендуем обратиться за консультацией к специалисту.
Круговорот. Не круг даже, а что-то вроде воронки, затягивающей в самое нутро. Непонятное, тягучее, словно патока. Ты в нем тонешь. Мир вокруг съеживается до размера песчинки, перестает существовать. Ни прошлого, ни будущего, только ты и эта мерзкая карусель.
–Вставляй… Проворачивай… Сильнее… – ерзало в голове.
Ощущение… как будто душа, словно старая, заношенная рубаха, слетает с тела. Ты паришь, вроде как, но и тонешь одновременно. И что-то тянет тебя вниз, в эту черную дыру, а что-то – вверх, к свету, которого не видно.
–Адель? Адель, вы меня слышите?
Голос доносился издалека, будто из-под толщи воды. Глаза, до этого уставившиеся в одну точку на обивке кресла, медленно, точно у старой куклы, стали фокусироваться. Психолог, Адам. Высокий, с аккуратно зачесанными назад каштановыми волосами и пронзительным взглядом голубых глаз. Казался Адели каким-то отстраненным, ровно наблюдающим за ней через увеличительное стекло.
–Адель?
Его голос, как наждачка, царапал тишину. Девушка моргнула, прогоняя остатки Круговорота.
–Да… Да, я… Я слушаю вас.
Хорошая девушка Адель. Милое лицо, обрамленное густыми темными волосами, собранными в небрежный хвост. Большие карие глаза, в которых, казалось, пряталась целая вселенная. И фигура… да, фигура у нее была что надо. Соблазнительные бедра, тонкая талия, красивые руки, которая она почему-то всегда старалась спрятать под длинными рукавами. Она могла бы сойти за ангела, если бы не кожаная куртка, скрывающая изящные изгибы, и этот странный, ускользающий взгляд, в котором мелькали то испуг, то вызов. От Адели всегда пахло чем-то сладким – дорогими духами, которые она щедро наносила на запястья, словно пытаясь заглушить другой, более темный запах, преследовавший ее по пятам.
Однако с головой… вот тут начинались проблемы. Видения. Тени, силуэты, ухмыляющиеся рожи, шепчущие на ухо гадости. И существа… Твари с козлиными мордами, и рогами, с глазами, горящими подобно углям. Самое первое слово – не «мама». Не «папа». «Иисус». Родители, дурачье, засняли это на старую камеру. Маленький комок, которому еще и года нет, таращится в потолок и бормочет: «Иисус… Иисус…». Смешно, конечно. И страшно. Потому что тогда она еще не видела ангелов. Не светлых, не крылатых, а скорее… призрачных. Но с каждым годом становилось хуже. Ангелы осыпались, точно старая штукатурка, обнажая то, что скрывалось под ними. Бесов.
К восемнадцати годам случайно вывалилась в «Тонкий Мир». Головокружение, как после дешевого вина. Вибрация – будто тебя подключили к розетке. Дымка, танцующая в воздухе, то сгущающаяся, то растворяющаяся. А потом – выход. Легкость, покой, ровно ты сбросил с плеч неподъемный груз. Адель парила в своей комнате, смотрела на свое тело, спящее на кровати. Смеялась. Ей нравилось это чувство свободы, полета, вседозволенности. Пока не появились они.
–Адель?
–Да, да… Я слушаю…
–Все, что я вам сказал, было понятно?
–Конечно. Все понятно.
Заебал, – пронеслось громом в голове. Каждый сеанс пиздит одно и то же. Как попугай.
–Прекрасно. Тогда следующая запись через неделю, в то же время. Думаю, вам нужно отдохнуть от моей заумной болтовни.
Это уж точно, – прошипела ее темная, похороненная глубоко внутри сторона.
–Да, вы правы. Мне действительно нужно отдохнуть.
Адель накинула черную кожаную крутку, пропахшую сладким ароматом. Стул скрипнул, когда она отодвинула его. Адам протянул ей очередную порцию «Норвила». Белые, безликие пилюли. Девушка глотала их каждый день. Утром и вечером. Таков ритуал.
На остановке 21-го маршрута ее пробрала дрожь. Не от холода. От страха. Этот липкий, парализующий страх, который поселялся в ней все чаще. Страх сойти с ума. Потерять контроль. Умереть. Но она знала: панические атаки. После последних событий это было неизбежно. Она старалась не обращать внимания. Просто дышать.
Когда подъехал автобус, она запрыгнула внутрь, протянула водителю заранее отсчитанные сорок рублей. Теплый салон пах выхлопными газами и дешевым освежителем воздуха. Но даже эти запахи не могли заглушить внутренний голос, шепчущий в голове: Ты одна. Совсем одна. И никто тебе не поможет.
Просмотр любимого сериала был чем-то вроде ритуала. Как глоток воды в пустыне. Адель впивалась глазами в экран, словно от этого зависела ее жизнь. Во всех комнатах горел свет, отгоняя тьму, которая последнее время липла к ней, как мокрая тряпка. Страх темноты стал почти физическим – она чувствовала, как он дышит ей в затылок. Раз за разом кусая бутерброд с дешевой колбасой, она пыталась заглушить голод не только тела, но и души.
Джонни, ее любимый актер, как всегда кривлялся и шутил. Он был красив какой-то искусственной, пластиковой красотой. Адель представляла, как он врывается в ее квартиру, с букетом алых роз в руках, которые тут же завянут, стоит ему прикоснуться к ним. Он улыбался своей голливудской улыбкой, приглашает на свидание, а потом… потом их ждет грязный, потный секс на ее скрипучей кровати. Однако она знала – это всего лишь фантазии. Спасительная ложь, которую нашептывал сумасшедший мозг. Шутки у Джонни были тупые, как пробка, но Адель заливалась смехом. Ей казалось, что если она не перестанет смеяться, то тьма поглотит ее.
