Сидя в автобусе, возвращаюсь домой после смены, дико хочется спать. Опершись
лбом о прохладное стекло, смотрю на мелькающие фонари за окном. Интересно, дядя
сегодня дома? Обычно его дома не бывает. Я не спрашиваю у него, а он не
рассказывает. Вот так и живем, каждый сам по себе. Не хватало еще остановку
пропустить, копошась в своих мыслях. Поднялась со своего места и потихоньку
стала продвигаться ближе к выходу.
— На остановке, пожалуйста, — сказала я водителю и передала за проезд.
Открылись двери, вышла и потопала домой. Вроде только середина июня, а
вечером душно, как в августе. Свернув за угол, обратила внимание, что у нашего
дома стояли припаркованные черные тонированные внедорожники. Вряд ли это к нам,
подумалось мне. Дойдя, проверила калитку: открыта или нет? Открыта, значит дядя
дома. Надо подумать, что приготовить ему, наверное, голоден. Быстро лечь в
постель не получится, как планировала. Ну ничего, все-таки он мой родной дядя,
кроме него у меня никого и нет.
Как всегда слишком углубилась в свои мысли, вынырнула только, когда
услышала мужские голоса, выйдя из прихожей. Обычно к нам крайне редко
захаживают друзья дяди, видимо, сейчас тот самый случай. Судя по машинам у
нашего дома, это не друзья, хотя откуда мне знать, с кем дядя общается. Прохожу
в комнату, пытаюсь найти глазами дядю.
Но увидела мужчину, атлетически сложенного брюнета под сорок лет. Расставив
в стороны свои длинные, мускулистые ноги, он развалился в дядином кресле,
которое казалось ему мало. В то время как дядя стоял перед этим самым мужиком с
понурым видом. В дом набилось человек восемь мужчин, все крепкие, будто из
одной пробирки.
Обстановку я застала напряженную, говорил только сидящий в кресле
человек низким, с хрипотцой голосом. Он говорил спокойно, не повышая тон, можно
было подумать, что это обычный разговор, если бы не вид моего дяди. Остальные
тоже молчали.
Внутренний голос мне подсказывал, что надо незаметно пройти в свою
комнату и сидеть там, оставаясь незамеченной. Только я хотела сделать шаг
назад, как тут говоривший мужик замолкает и ведет своей головой, наклоняя
вправо за плечо дяди, и смотрит на меня, слегка сощурив свои пронзительные,
серого цвета глаза. Медленно прошелся по моей фигуре сверху вниз и обратно. Я
от нервозности сжала кулачком подол сарафана. Рукой он отмахнулся от дяди,
давая понять, чтобы тот отошел.
— Ты кто? — спросил сидевший в кресле, еще больше прищуривая глаза.
— Это моя… — хотел ответить за меня мой дядя, но сидевший в кресле
мужчина поднял руку, выставляя указательный палец в сторону дяди, чтобы он
замолчал.
— Говори, — обратился ко мне.
От одного его хриплого «Говори», мороз по коже прошел, несмотря на то,
что сейчас лето.
От него исходила властная энергетика, и вряд ли это я себе накрутила.
Сжав сильнее, уже двумя кулачками подол сарафана, прикусила нижнюю губу,
перевела взгляд на дядю, а он отвел свой от меня. Обстановка сложилась такая,
что в своем доме я не чувствую себя в безопасности. Возникает вопрос, куда
втянул нас дядя, куда он вляпался? Робко посмотрела на мужчину, он поджал свои
губы в ожидании ответа.
— Я Вика Терентьева, — ответила тихим голосом.
Он взялся своими руками за подлокотники кресла, оттолкнувшись,
медленно поднялся и подошел ко мне, заслоняя своими широкими плечами
полкомнаты. Подавляя меня своей мощной энергетикой, я непроизвольно опустила
глаза в пол. Тремя пальцами своей руки поднял меня за подбородок, удерживая за
скулы и заглядывая в мои глаза.
— Ну и кем ты приходишься этому жалкому червяку, м-м-м… Рыжая Вика? — рассматривая
мое лицо и волосы, поинтересовался он.
— Племянницей.
Понимаю, что не просто так он задал этот вопрос, и обманывать смысла
никакого нет, заранее знаю, что проиграю.
— Хорошо, Вика, — сверкнув своими глазами, сказал мне. — Лет-то сколько?
— Девятнадцать, — ответила я.
Не отрывая своего взгляда от моего лица, стал поглаживать меня большим
пальцем по скуле, при этом обращаясь к дяде спокойным голосом:
— Если через неделю не вернешь то, что ты проиграл в моем казино, гнида,
я заберу ее себе в личное пользование. А может, отдам ее своим ребятам, пусть
резвятся.
Отпустил наконец-то мое лицо, я прикусила до боли нижнюю губу, чтобы
не выдать своего состояния и не ляпнуть то, что могло бы его разозлить. Потянувшись
в карман своей рубашки, достал из пачки одну сигарету и вложил между своих,
красиво очерченных губ. Как художник, я не могла этого не заметить. Щелкнув
зажигалкой, затянувшись сигаретой, долго смотрел на меня, выпуская сизый дым, о
чем-то раздумывал.
Он меня пугает — его взгляд, то, как он рассматривает меня. Но я еще
не воспринимаю его слова всерьез, потому что это не может быть правдой, ну,
разве только в кино.
— Волк, я такие деньги не найду, тем более за неделю, это очень
большая сумма, — пытался уговорить дядя разъяренного мужика по прозвищу Волк.
Да… оно ему подходит.
— Я своего решения не изменю! — пробасил Волк. — Тебя никто насильно
не заставлял играть, это только твое решение, и правила ты знал, прежде чем
перешагивать порог моего казино.
— Волк… я тут чего подумал, а может… это… — засуетился дядя, почесывая
лысеющий затылок. Я уже даже не дышу, чувствую, как кровь отхлынула от моего
лица в плохом предчувствии.
Волк нахмурился, вложив свои огромные руки в карманы брюк, прикусил
сигарету у края рта, немного сощурив глаз со стороны сигареты, сказал:
— Ты что там мямлишь?
Дядя вытер со лба выступивший пот и продолжил:
— Ну, раз такое дело, чего ждать неделю… эм… забирай тогда племяшку
мою.
—Забирать? — спросил Волк также спокойно.
— Да-да, забирай, — осмелел мой дядя.
Они разговаривали так, как будто я пустое место, будто меня здесь нет.
— Поясни-ка мне, я что-то плохо понял, то есть я могу забирать твою
племянницу и отдать своим пацанам на растерзание? — достав сигарету изо рта,
стряхивая пепел на пол, спросил Волк.
Глаза дяди забегали, потом остановились на мне. А мне уже воздуха не
хватает, еще этот сигаретный дым, чувствую себя выброшенной рыбой на берег.
— Прости меня, племяшка, другого выбора нет, сама видишь, — и развел
руками.
Весь ужас происходящего накатывает на меня волной, я шепчу дрожащими
губами дяде:
— Ты что такое говоришь, дядя?
Уже не обращая на меня внимания, обращается к Волку:
— Волк, я не могу смотреть спокойно, это же моя племянница, не рви мне
душу, забирай скорей, и мы квиты. Я тебе ничего не должен.
