Кровь тонкой струйкой стекала по лезвию ножа, оставляя багровые пятна на ее белоснежной ночной сорочке. Тусклая лампочка под потолком выхватывала из мрака ночи тело мужчины, распростертое на полу, – оно было безжалостно изуродовано.
– Что ты наделала?! – раздался сдавленный шепот за спиной девушки.
Она медленно повернулась, едва не поскользнувшись в луже воды и крови, и невидящими глазами уставилась на говорившую.
– Что ты наделала?! – вновь повторила объятая ужасом женщина, нервно комкая на груди джемпер. – Ты убила его!!! Ты убила его, чудовище!!!
– Я не… – Девушка переступила босыми ступнями и, словно только что очнувшись, выдохнула: – Я ничего не понимаю… Кто это сделал?!
Взгляд ее переместился на нож, который она судорожно сжимала в посиневших от напряжения пальцах, и девушка… завизжала.
Этот страшный крик вырвался на волю через открытую форточку и эхом прокатился среди многоэтажек, заставив многие уснувшие к этому времени окна засветиться сигнальным огнем грядущей трагедии. Но крик больше не повторился. Понемногу успокаиваясь, люди гасили свет и вновь отдавали себя в объятия Морфея. Лишь луна, безмолвный свидетель многих деяний, совершающихся на грешной земле, смогла увидеть, как замертво рухнула рядом с истерзанным трупом молоденькая девушка в окровавленной ночной сорочке…
Под монотонное гудение мотора Женька задремала.
Сон был единственным спасением для ее измученного сознания. Но последнее время и он не приносил избавления. Кошмары, один ужаснее другого, наплывали из ниоткуда и опускались кровавым маревом, мешая пробуждению.
– Всем встать! – рявкнули над ее головой. – К выходу, быстро!!!
Сонно поведя глазами, Женька зябко поежилась и, стараясь не привлекать к себе пристального внимания конвоира, двинулась вслед за другими женщинами к выходу.
Машину, этапирующую заключенных, подогнали прямо к открытой металлической двери унылого серого здания. Железный козырек над входом лишал возможности что-либо разглядеть.
– Быстро, быстро, быстро!!! – орал что есть мочи лысый мужик, хватая заключенных за шиворот и швыряя прямо в открытую дверь, которая показалась Женьке олицетворением входа в преисподнюю. – Шевелись!..
Женщины шевелились. Не глядя друг на друга, они проследовали за тюремщиком по длинному гулкому коридору в караульное помещение и, выстроившись в шеренгу, замерли в ожидании дальнейших распоряжений. Правда, с этим никто особо не спешил. Лысый конвоир развалился на предложенном ему стуле и принялся балагурить с прыщавой контролершей. Та широко раскрывала рот в беззубой улыбке и откровенно терлась грудью о плечо мужчины. На присутствующих они не обращали внимания.
«А кто мы такие, чтобы обращать на нас внимание? – горько подумалось Женьке, которую эта сцена поразила своей откровенной пошлостью. – Мы для них что-то вроде подопытных крыс…»
Ее умозаключение подтвердилось минуты через две, когда одна из женщин, не выдержав напряжения, упала в обморок. И тут же дверь, через которую их ввели, распахнулась. В караулку ворвался вихрь в облике молодого чернявого мужика с резиновой дубинкой под мышкой и в сопровождении четырех дюжих охранников, пол которых определить было трудно из-за мешковато сидевшей одежды и сальных волос, спадающих спутанными прядями на неряшливые воротники.
– Что за мразь тут развалилась? – взвизгнул черномазый тонким голосом.
Грудастая контролерша нехотя оторвалась от своего занятия и прошлепала на кривых ногах к женщине, лицо которой постепенно начало наливаться синевой.
– Встать! – протрубила она и пнула заключенную ногой. – Встать, кому говорю! Похоже, она того… отключилась.
Последние слова контролерша произнесла, заискивающе заглядывая в глаза вошедшему. Тот качнулся на каблуках высоких хромовых сапог и, медленно подойдя к ним, обрушил на лежащую несколько ударов дубинкой.
Кто-то из присутствующих тихо ахнул.
Втянув голову в плечи, Женька до крови закусила губу и изо всех сил принялась уговаривать себя не закричать. Опущенные в пол глаза наполнились слезами. Жестокость и равнодушие, с каким все это проделывалось, больно ударили по ее ранимой душе.
– Убрать! – взвизгнул мужчина и нервно забегал по комнате. – Черт знает что!!! Кого привозят?!
– Пора бы начинать, – тихо произнес один из вошедших. – Обед скоро.
– Да, да, – машинально подхватил черноволосый. – Давайте сюда список. Начнем сортировку.
Так называемая сортировка заняла не более десяти минут. Всех присутствующих женщин после переклички разбили на группы по три-пять человек и повели по тому же коридору, но в другом направлении.
Женька осталась одна…
– А что с этой пташкой делать будем? – елейным голоском спросила контролерша и подошла поближе. – Куда селить? Мест свободных не осталось.
– А может, к этой… к Сатанистке, – тихо подсказал кто-то.
– С ума сошел, – фыркнула та. – Она ее через два месяца в гроб вгонит. Да и чего такому добру со старухой пропадать.
На последних словах беззубая поганенько захихикала, и через минуту к ней присоединились остальные.
– Хватит! – приказал обладатель смоляных кудрей. – Сели ее к Сатанистке, а там посмотрим. И так провозились дольше обычного…
Сатанистка оказалась миловидной бабулей с небесно-голубыми глазами и кроткой улыбкой.
– Заходи, голуба, – тихо прошелестела она и засеменила навстречу девушке.
Женька стояла, не двигаясь.
– Постель возьми, – буркнула охранница и вложила объемистый сверток ей в руки.
Дверь камеры с грохотом захлопнулась за спиной девушки, беспощадно отсекая ее от прежней жизни.
– Заходи, заходи, – старушка попыталась улыбнуться подружелюбнее. – Чего столбом стоять?
Женька сделала два робких шажка по направлению к нарам и неожиданно рухнула на колени.
– Это не со мной!.. – исступленно зашептала она, обводя безумным взглядом стены, выкрашенные неопределенного цвета краской. – Этого не может быть!.. Я сейчас проснусь, и все наладится!..
– Э-э-эх, голуба! – закачала головой соседка по камере. – Если ты здесь, то ничего уже не наладится…
– Почему? – непонимающе подняла Женька на нее глаза. – Будет суд, меня обязательно оправдают!
– Я здесь уже второй год, а суда и не предвидится, – пояснила бабуля, помогая девушке подняться. – Ишь какая ты тяжелая, с воли-то. Ничего, посидишь на здешних харчах, полегчаешь.
Слова ее оказались пророческими во всем…
Дни шли за днями, сменяя друг друга чередой осенних ливней и зимних снегопадов, а ситуация не менялась. Менялся лишь облик Женьки: постепенно она превращалась в еле уловимую тень той, какой была прежде.
– Нельзя так, голуба, – уговаривала ее баба Маша. – Похлебай баландочки, не весть какое, но все же пойло. А так тебя и ноги носить не будут…
Женька вяло водила ложкой по тарелке, плохо вслушиваясь в то, что ей вещала словоохотливая старушка.
