Отграничение преступного поведения от непреступного является фундаментальной проблемой уголовно-правового регулирования, решение которой предопределяет формирование содержания всего нормативного материала уголовного законодательства. Традиционно основным способом ее решения принято считать установление уголовно-правовых запретов на совершение тех или иных общественно опасных деяний. Таким же традиционным является и другой способ – исключение преступности содеянного, наказуемого при прочих равных условиях, в силу его специфических социально-правовых характеристик. Непреступность такого рода формально уголовно-противоправных деяний, именуемых обычно «обстоятельствами, исключающими преступность деяний» (ОИПД), объявляется дополнительными к уже существующим и сохраняющим силу запретам нормативными установлениями. И, как свидетельствует опыт отечественного и зарубежного уголовного законодательства, государство, и общество всегда возлагают определенные надежды на то, что с помощью таких установлений будут решаться задачи уголовной политики в целом.
За последние восемь лет число статей российского уголовного закона, регламентирующих ОИПД, возросло в три раза. Наряду с известными с давних времен необходимой обороной и крайней необходимостью в настоящее время законодательное признание получили такие понятия, как «причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление», «физическое или психическое принуждение», «обоснованный риск», «исполнение приказа или распоряжения». Однако качественная характеристика и самих норм об ОИПД, и особенно практики их применения вызывают у специалистов озабоченность. Эта озабоченность объясняется не только общепризнанной невысокой степенью реализации нормативного материала гл. 8 УК РФ[1], но и нередко имеющим место прямо противоположным эффектом его применения: с одной стороны, призыв граждан к защите правоохраняемых благ и законных интересов, к достижению тех или иных общественно полезных результатов путем провозглашения непреступности установленных законом способов, с другой – в нормах гл. 8 УК не предусматрены надежные гарантии однозначной уголовно-правовой оценки содеянного. Это порой приводит к тому, что либо преступниками становятся те, которые действуют во благо интересов общества и государства, либо при этом необоснованно причиняется вред охраняемым уголовным законом интересам.
Проблема деяний, преступность которых исключается в силу социальной полезности и необходимости, обычно рассматриваемая через призму ОИПД, достаточно широко освещается на страницах литературы по уголовному праву. Начиная от фундаментальных трудов, посвященных этой проблематике, изданных в 50–70-х гг. прошлого столетия (М. С. Гринберг, С. А. Домахин, В. Ф. Кириченко, В. Н. Козак, А. Н. Красиков, Н. Н. Паше-Озерский, И. И. Слуцкий, И. С. Тишкевич, Т. Г. Шавгулидзе), она и в части исследования отдельных обстоятельств, и их совокупности нашла свое яркое отражение на страницах научной литературы и в последующие годы (Ю. В. Баулин, Г. В. Бушуев, С. Г. Келина, И. Э. Звечаровский, Э. Ф. Побегайло, Б. В. Сидоров, Ю. Н. Юшков, В. И. Ткаченко, М. И. Якубович). При этом примечательно, что практически всегда в указанные периоды времени в поле зрения специалистов попадали как законодательно признанные ОИПД (необходимая оборона и крайняя необходимость), так и те, которым подобное качество присваивалось собственно теорией уголовного права и судебной практикой (задержание лица, совершившего преступление, профессиональный риск, согласие потерпевшего и т. д.). Весьма достойное внимание деяниям, преступность которых исключается, уделено в науке уголовного права после принятия и вступления в силу УК РФ 1996 г. (В. А. Блинников, В. Л. Зуев, Н. Г. Кадников, В. В. Орехов, Т. Ю. Орешкина, А. Н. Попов, И. Г. Соломоненко, Р. Д. Шарапов).
Усилиями названных и многих других авторов теория ОИПД в настоящее время приобрела в достаточной степени определенное состояние, результаты которого востребованы и законодателем, и правоприменителем.
Жизнь не стоит на месте, а практика применения норм гл. 8 УК ставит перед наукой уголовного права новые проблемы. Некоторые же из них, образно говоря, «перешли» из прежнего уголовного законодательства, приобретя более контрастные формы выражения с учетом расширения законодательного перечня ОИПД и их структурного обособления в рамках УК. К сожалению, за редким исключением анализ нормативно-правовой основы таких деяний ограничивается рамками только уголовного закона и при этом недооценивается роль других отраслей в создании надлежащих гарантий обеспечения их правомерности. По-прежнему, малоисследованными в теории уголовного права остаются вопросы юридической природы норм, закрепляющих ОИПД, соотношения этих норм с другими, юридически также исключающими преступность деяния. По сей день недооценивается то принципиальное обстоятельство, что уголовно-правовые предписания об ОИПД предоставляют право не на совершение самих по себе актов необходимой обороны, задержания лица, совершившего преступление, обоснованного риска и т. д., а на причинение вреда охраняемым уголовным законом интересам, и только в этой связи данные акты интересуют уголовный закон. Немаловажно и то, что нормы об ОИПД, будучи в большинстве своем управомочивающими, т. е. рассчитанными на их активную реализацию, с точки зрения законодательной техники оформлены настолько небезупречно, что без дополнительных комментариев и разъяснений малодоступны для правоприменителя, не говоря уже о тех, кому они адресованы непосредственно.
Попытку привнести свой скромный вклад в решение названных и других вопросов, связанных с законодательной регламентацией и применением на практике нормативного материала о деяниях, преступность которых исключается в силу социальной полезности и необходимости, и предпринял автор в предлагаемой читателю работе.
