Диалог первый. Монах и императрица
– Ты, поди, слышал о человеке по имени Югэ Докё?
– Еще бы! Ведь он покусился на самое святое – императорский престол. За что и попал в тройку наивреднейших злодеев Японии. Кстати, там еще Тайра Масакадо и Асикага Такаудзи. Первый взбунтовался против двора, провозгласив себя новым императором, а второй, можно сказать, предал императора Годайго.
– Ты не задавался вопросом, отчего это простому монаху вздумалось замахнуться на престол?
– Тут и вопроса никакого нет. И так все ясно. Ловко воспользовался женской слабостью правящей императрицы Сётоку, расположил к себе, и понесло мужика от разверзнувшихся перспектив.
– Мне кажется, особое расположение к мужчине не всегда означает плотскую связь. Она ведь вполне могла довериться ему как умелому и надежному советчику. А что? В дельном совете все нуждаются, особенно, женщины.
– Знаем, в чем они нуждаются. И Сётоку не исключение. А удовлетворить ее нужду монаху особого труда не стоило – с такими-то причиндалами?! Говорят, когда он садился, у него появлялось третье колено, а по снегу шел на трех ногах. Обладая подобным богатством, на что угодно замахнуться позволительно.
– И ты туда же! Умом, вроде, не обделен, но все равно веришь в сплетни и про огромный фаллос Докё, и про любовные дела с Сётоку.
– Разве не так?
– Ладно, попробую растолковать тебе кое-что. Принцесса крови Абэ родилась в 718 г. Отец ее, если помнишь, – император Сёму, а мать – Комё, фудзиваровских кровей, кстати, которой первой из подданных удалось выбиться в императрицы. Вообще-то, Абэ, как ни странно, следовало бы не охаивать, а пожалеть. Да, да, именно пожалеть, поскольку судьба, подложив ей порядочную свинью, лишила женской радости семейного счастья, сделав заложницей неписанного правила: императору предписывалось брать в главные жены девиц из клана Фудзивара и наследовать престол должен их ребенок. Только так! Никаких исключений Фудзивара не допускали, вернее, старались не допускать. К сожалению, Сёму и Комё, несмотря на все попытки, не удавалось родить сына. Фудзивара засуетились, предложив императору еще двух девиц. И вновь неудача – сына фудзиваровских корней не получилось. Сёму не сдавался, издав указ о создании статуи Великого Будды в Наре. Конечно, о людях заботился, но в тайне очень даже надеялся на помощь Будды в рождении долгожданного сына. Но и Будда не помог… Разочарованный Сёму назначает наследницей свою старшую двадцатилетнюю дочь Абэ. Япония впервые заполучила не наследного принца, но принцессу. Пусть, мол, побудет пока в этой должности, а там посмотрим, мало ли что может случиться. Однако ничего не случилось. И когда Сёму, уступив престол, стал экс-императором, его место в 749 г. заняла Абэ. Страна получила нового императора, точнее, правящую императрицу под именем Кокэн.
– Повезло барышне!
– Это как сказать… По традиции правящей императрице предписывалась девственность. Никаким законом это не регламентировалось, однако подобное требование соблюдалось неуклонно, железное правило, в общем.
– Почему такая строгость?
– В древности правительница воспринималась как жрица, прорицательница, шаманка, а жрица должна быть девственницей, как-никак божья невеста все-таки. Кокэн, правда, являлась далеко не первой правительницей, пятой или шестой, уже и не помню точно, и все ее предшественницы числились вдовами. Поэтому про девственниц это так, болтовня больше, для отвода глаз. Истинная причина высочайшего безбрачия кроется в другом. Власть императора – абсолютна и даже кусочек этого абсолютизма не мог доставаться кому-то еще за порогом императорского дома. А появись у правительницы супруг не голубых кровей, что тогда? И подумать страшно. Женщина ведь по натуре своей, за исключением редких случаев, склонна подчиняться, но не подчинять. Если же подчиняется, значит, над гласным императором, появляется другой, негласный, абсолютизм даст трещину, а там, глядь, покинет пределы императорского дома и, хлопнув дверью, окажется не известно где. И все, традиционной монархической системе конец.
– Ты того, не слишком уж, про женщин то? Далеко не каждая склонна к подчинению, скорее, наоборот.
– Это сейчас, а тогда женщина не сомневалась, что ее место за мужчиной. Если говорить в целом, разумеется, в частности же всякое случалось. Так вот. Женщина в самом соку, чуть за тридцать, хороша собой. Вспомни статую Асуры в Кофукудзи.
– Это многорукая что ли? Рук шесть у нее, не меньше, и головы три, по-моему.
– Да я не про руки, про лицо – красотка, да и только. И стройна к тому же, и с формами, и ножки, в общем, все что надо при ней. А руки там и головы это так, для буддийских рассуждений…
– И что?
– А то, что моделью для этой статуи послужила сама принцесса крови Абэ! Было ей, правда, тогда лет шестнадцать, но думаю и к тридцати не утратила привлекательности, вводя в соблазн придворных округлившимися формами.
– Не сочиняешь разом?
– Прямо доказать не смогу, но чувствую, она, она это. И такая женщина далеко не по своей воле попадает в условия строгого монастыря. Человеческое нутро пыталось вырваться наружу, но натыкалось на крепость духа и чувство долга Кокэн. Стресс и неудовлетворенное желание вершили свое дело, однако родители, как могли, предотвращали вспышки гнева. Но что дальше? Как поведет себя дочь без отеческого присмотра? Без тормозов то…
– Говорят, Комё сама вроде хотела заменить мужа на императорском посту?
– Так оно и есть! Ее кандидатура устраивала всех. И супруг не возражал, но главное – фудзиваровские стояли за нее горой, своя ведь до мозга костей, родственников в обиду не даст. Правда, заминочка приключилась: хоть она и Фудзивара, но не императорских кровей, поэтому в императоры не годилась. Тем не менее, духом не пала, взвалив на хрупкие плечи заботы о государстве. Слабый здоровьем экс-император Сёму терял интерес к происходящему, новой императрице Кокэн явно не хватало управленческого опыта. Дочь особо и не противилась опекунству матери – себе дороже выйдет. Первым делом Комё учреждает Управление делами императрицы-матери, которое, прибрав к рукам военную власть, по влиянию не уступало Госсовету. В начальники Управления Комё выбрала наиболее доверенного человека – собственного племянника Фудзивара Накамаро, умного, высокообразованного аристократа, ярого сторонника всего китайского. Для понимания ситуации следует учитывать, в те далекие времена японцы испытывали немалую тягу к Китаю и его культуре, проще говоря, являлись китаяфилами. И это вполне естественно для жителей островков на задворках мира по отношению к великому и могучему соседу. Этой «болезнью» заразился несомненно и Накамаро. Нынче, скажем, можно читать китайские, японские, еврейские, да какие душе угодно книжки. Было бы желание и, само собой, умение. А что тогда? Хочешь посвятить себя, к примеру, истории или, там, филологией заняться, изучай китайский, ибо без него никуда, поскольку имелись книги только из Китая. Свои же отсутствовали в принципе, даже «Повесть о Гэндзи» еще не написали. И мощь государства японского не шла ни в какое сравнение с оной соседа, поэтому влечение островитян к танской культуре базировалось на вполне логичном объяснении.
