Мы
выбираем, нас выбирают.
Как
это часто не совпадает…
Катя
Кровать скрипела. Луна светила в открытое окно деревенского
дома, белые прозрачные занавески легонько колыхались на сквозняке.
Артем, нависнув надо мной на вытянутых руках, ритмично
работал бедрами между моих разведённых и согнутых в коленях ног. Мы смотрели
друг другу в глаза, я обхватила ладонями его локти.
Наши встречи по ночам стали для меня наваждением.
Чужой муж. Муж моей подруги. Мужчина, которого я люблю и от
которого ношу ребенка. Это наше сознательное решение — потому что Наташа
бесплодна. Конечно, непорядочно с моей стороны, но в любви каждый сам за себя. Неприятно,
конечно, но за запретную любовь нужно платить.
Ее ритм ускорялся — Артем двигался все быстрее, уже
запрокинув голову и приоткрыв рот, постанывая так сладко, что горячий поток предоргазма
хлынул из глубины плоти и словно передался моему любимому. Он дернулся сильнее,
втиснув толстый член в меня до упора, и содрогался от экстаза с каждым
сокращением моих внутренних мышц.
— Катюха… — прошептал Артём мне на ухо, ложась рядом, — мы с
Наташкой в город переезжаем через месяц.
— Будем видеться там, — улыбнулась я и провела по потному
лбу любимого кончиками пальцев. — Рожать я все равно туда поеду. Да и лучше
уехать из деревни сразу, тут ведь сразу поймут, чей у меня сын, когда он
родится. А там папина квартира как раз освободится — я уже предупредила
квартирантов.
— Ну так это же круто, Катюха! — сжал меня в объятиях
любимый. — А я уж и так, и сяк вертел, думал, как быть. Не хочу, чтоб сын
далеко был, видеть его каждый день хочу. Получается, все удачно складывается!..
Артем зацеловал мое лицо, шею и грудь, со вздохом
отстранился и сел на постели. Красивый, статный, с таким телом, что ослепнуть
можно. Сильный, большой.
Не мой.
— …Ну, мне пора… — горько вздохнул он.
Провел теплой ладонью по моей ноге от колена к бедру, подмигнул
довольно, натянул спортивные штаны и футболку, обулся и выпрыгнул в окно.
***
Артём
Наташа ждала меня, как и всегда. Сидела на постели и кусала
ногти. Жене нелегко давалось спокойствие, когда я уходил «выполнять любовный
долг» к ее подруге. Еще тяжелее удавалось делать вид перед ней, что ничего о
нас не знает.
Вошел в комнату, сдернул с себя все и обхватил ее крепко
руками, устроившись за спиной.
— Люблю тебя, моя девочка… — поцеловал в шею и скользнул по
обнаженному плечу. — Хочу тебя, сладкая…
— Не могу больше так, Артем, — чувствовал, что вот-вот
заплачет, — меня прямо разрывает от всего этого, как представляю, как ты там с
ней… Гадина! Подруга называется!
Она все-таки заплакала, развернулась ко мне, обхватила шею и
ткнулась в плечо мокрым носом. Моя любимая, единственная моя, радость, счастье
мое… Мы сами это с нами натворили.
— Не плачь, Наташ, я реально только тебя хочу, а с Катей
только здоровая физиология. Душой я только твой, ты же знаешь — никто мне не
нужен. Люблю тебя одну…
— Я знаю, — жалобно захныкала, прильнула всем телом.
У меня крышу каждый раз срывало, когда она вот так
прилипала, когда твердые соски через шелковую тонкую маечку прикасались к моей
груди, когда живот к животу. Мы с ней уже несколько лет вместе, а я все
реагирую на нее как первый раз.
Нас тогда обоих унесло. Она на практику приехала на две
недели в город наш Перевальск, в конторе в архиве бумажки перебирала. Невинная,
но тело уже взрослое: бедра крутые, попа большая, грудь третьего размера
торчком. А я самый молодой там был, хоть и старше ее на пять лет. Первую
беременность ей заделал уже через два дня — пригласил в клуб, возбудил,
совратил. Упоительно так было с девственницей. Неопытная, забавная,
стеснительная, чистая и узкая как ни одна до нее. Наташа там в общаге жила, в
отдельной комнатухе, никто не присматривал за ней. И мы все ночи до ее
возвращения в колхоз трахались. Вспомню, как раком поставил, рассмотрел всю,
потрогал и засадил первый раз, так член колом встает.
Думал, когда уехала, забуду ее, а не смог. Ломало без нее,
бросил все и в деревню прикатил к фермеру на технику проситься. Принял. А я к
бабке Наташкиной пришел на постой проситься — домов пустых не было, а мне и не
надо. У Наташки родители, когда живы были, двухэтажный коттедж отгрохали.
Бабка сдала мне комнату. Так что не было проблем у нас с Наташкой,
где встречаться. Только молода она еще была, и я тоже дурак, детей оба не
хотели, аборт сделали. После первого все нормально было, а вот второй…
А бабка-то, оказалось, все знала, и умирала когда, к себе
позвала и клятву с меня взяла, чтоб не бросал девчонку, что я в ответе за нее,
что видела она любовь нашу, не дура, век прожила, а потому молчала —
чувствовала, что конец недалече, не хотела Наташку одну бросать, а когда
любимый рядом — и по бабке переживать меньше будет.
А мне клятву легко дать было, я на самом деле Наташку больше
жизни любил. Ради нее на что угодно был готов. Хоть эту глупую Катьку трахать,
хоть всю деревню прирезать.
— Ну все, все… — гладил жену по голове, — я в больничке уже
договорился, денег отвалил, обменную карту тебе завели, ляжешь в коммерческий
бокс, когда ее положат, и мальчишку на тебя запишут, а ей скажут, что помер малыш.
А мы потом уедем сразу, в Краснодар. Я работу всяко найду, а ты с сыном будешь.
— А если я его полюбить не смогу? — снова расплакалась жена.
— Он же наш с тобой, мы же сразу так решили. Ты
настраиваться должна. Ну где б я денег на суррогатную мать взял? Дешевле вышло
забашлять врачам. И сын это мой, родной, значит и твой тоже.
— Не ходи к ней больше, — вцепилась в меня бедная моя
девочка.
Представлял, как ей больно от всего этого.
— Не могу. Пока пацана не заберем — не могу. Мы же все
спланировали. Уедем в город, я квартиру сниму на время. Там уж до родов недолго
будет, не буду ее трахать — отговорюсь, что ребенку навредить боюсь. Не плачь
только, Наташ.
— А сейчас что, не можешь отговориться? Брюхо-то у нее уже
на нос лезет. Не противно тебе?
Я отодвинул от себя жену, все слезы ее сцеловал, губы собрал
и напиться поцелуем не мог. Она даже в слезах вся сладкая, как мед, вкусная,
желанная, всегда еще хочу, сколько ни дай. Снял с нее сорочку шелковую, уложил
на спину и каждый сантиметр любимого тела облизал, от клитора не мог
оторваться, хоть она уже кончила, а я все языком кружил, с ума сходил от того,
как хочет меня, какая горячая и отзывчивая, как течет наслаждением своим, чисто
амброзия.
— А ей ты так же делаешь? — спросила вдруг.
— Ни разу, — соврал. — И не спрашивай больше. Выкинь из головы.
Я понимал, что нереально это, я б сам не смог.
— Я посмотреть хочу.
