28 августа
Первое родительское собрание
Позвонили два дня назад.
– Алле?
– Это квартира Т.?..
– Да.
– Это родительница. Собрание в школе в четыре. Явка обязательна.
Пришла на десять минут раньше, но в классе уже сидели мамы и один папа.
Первую парту – напротив учительского стола – заняли две женщины, судя по всему, подруги. Обе лихорадочно писали в блокнотах. Было понятно, что именно они станут активистками еще не созданного родительского комитета. Следующую парту у окна заняла мама в очках. Строгая, костюмная, с туго натянутой спиной. Она выключила мобильный телефон, выложила на парту тетрадку, ручку, подровняла, чтобы они располагались строго перпендикулярно, сложила руки лесенкой и стала смотреть на доску. На доске ничего интересного не было. И неинтересного тоже не было. Но женщина не отрывала взгляда от пустой доски.
Единственный мужчина сидел на задней парте. Я села в середине и чувствовала себя некомфортно. Я-то всегда сидела на галерке – с хулиганами и двоечниками. И даже не мечтала, что меня когда-нибудь пересадят хотя бы в середину. У нас эти места занимали «вставшие на путь исправления» обитатели задних парт. Я крутилась, никак не могла усесться, роняла ручку, телефон, на всякий случай улыбалась родительницам с первой парты, оглядывалась на мужчину. Но ради сына, Василия, решила терпеть. А вдруг решат, что он – сын двоечницы и хулиганки?
Пока все собирались, наша первая учительница – Светлана Александровна – ковыляла по классу. Она сломала ногу перед самым началом учебного года. Самое обидное, что сломала на пороге родной школы, на лестнице. К гипсу была приделана квадратная дощечка – для опоры. Как у японских гейш на вьетнамках. Я сидела и думала – странно, что никто не изобрел удобную дощечку для гипса. А еще о том, что в жизни все повторяется. И первая учительница, и родительская паника, и даже гипс.
Только вчера муж рассказывал, что у его первой учительницы была сломана рука – она ходила с такой страшной треугольной распоркой. Ее боялись все ученики. А некоторые, мой муж, например, не верили, что эта перемотанная мумия с деревяшками под мышками, которая разворачивается всем телом, может быть учительницей. Эту несчастную женщину к тому же звали неудачно – Инна Яновна. Немыслимое для первоклашки сочетание букв. Муж говорил, что все звали ее Инянна, а иногда Янинна. И никто точно не помнил, как правильно, потому что учительница отзывалась на оба имени. Распорку не снимали долго и через некоторое время, по воспоминаниям мужа, все дети дружно втягивали головы в плечи, стоило Инянне показаться на горизонте. Что неудивительно – все по очереди получили этой конструкцией по голове, пока не научились уворачиваться. Муж, кстати, до сих пор уверен в том, что есть люди, точнее, женщины, у которых глаза на затылке. Их Инянна, не поворачиваясь, знала, кто болтает, кто списывает, кто в окно смотрит.
А моя первая учительница с красивым именем Роза шамкала из-за отсутствия зубов. Ей не успели вставить к 1 сентября новую челюсть. Мы ее тоже боялись, потому что не понимали, что она говорит. Вообще не понимали, чего она хочет.
– Шдраст, шежи, меня шовут Шожа Ивашовна, – говорила моя учительница. – Повштожите.
Мы сидели и молчали. Тогда Роза Ивановна написала на доске свое имя, но в те годы первоклассники в лучшем случае должны были знать буквы, а читать умели только гении. Новые зубы Роза Ивановна получила к концу первой четверти. Но протез ей, судя по всему, мешал, и с дикцией учительницы перемен не произошло. Как шамкала, так и шамкала, только немного по-другому. Главное, мы ее понимали.
Так вот Васина первая учительница Светлана Александровна проковыляла к шкафу достать какие-то рулоны. Мешал шкаф.
– Папа, можно вас? Помогите отодвинуть, – попросила учительница единственного мужчину в классе.
Вышедший папа тоже, видимо, осуществил несбыточную мечту, сев на заднюю парту. Ни на хулигана, ни на прогульщика, ни на двоечника он никак не тянул. Такой субтильный сутулый интеллигентный юноша – мечта физрука. Я представила, как этот папа, когда был мальчиком, болтался на перекладине и пытался сделать подъем с переворотом, а физрук его называл «глистой» или «сосиской» и все дружно ржали.
В общем, я пожалела, что не села к этому папе на заднюю парту для моральной поддержки. Представляете, каково это – на глазах двадцати баб пытаться сдвинуть шкаф? Женщины, поджав губы, смотрели, папа потел, шкаф не двигался.
– Ладно, – выкарабкалась из-за парты женщина в бейсболке со стразами и мощной грудью, тоже усыпанной стразами. – Вы тут про ремонт будете говорить и про деньги. Могу дать пять тыщ. – Родительница клацнула кошельком со стразами. – Муж у меня – сантехник, – продолжала она, – он вам тут и батареи, и раковины поменяет. Все, я пошла. Звоните.
Счастливая жена сантехника, которой тут же заулыбались активистки родительского комитета, подошла к шкафу, легонько толкнула плечом – шкаф сдвинулся. Опозоренный папа под взглядами сорока женских глаз понуро вернулся на свою заднюю парту и затих.
– Спасибо, – сказала ему Светлана Александровна.
– Не за что, – честно ответил папа.
Наконец собрание решили начать. Светлана Александровна поздравила нас с нашими детьми-первоклассниками и выразила надежду, что мы станем одной большой семьей. На этом торжественная часть закончилась, и все стали задавать насущные вопросы: сколько тетрадей сдавать, во сколько приводить, во сколько забирать…
– А можно в джинсах ходить? – спросила я, когда разговор перешел на школьную форму.
Вообще-то нужно было заказать школьную форму. Но я про это забыла. Скорее, забыла сознательно, потому что представить своего сына в пиджаке с огромными накладными плечами не могла, как ни старалась. Опять же из опыта я знала, что форменные брюки продержатся максимум два дня. А джинсы меня еще никогда не подводили.
– Да вы что? – возмутилась строгая родительница со второй парты. – Какие джинсы? Ясно же всем сказали – форма обязательна. Вот моя дочка, – обвела она взглядом родительниц, – только в белых блузках ходит. Даже на прогулку. Ей очень идет. А можно в парадной форме каждый день ходить? – спросила она учительницу.
– Можно. Но, поверьте моему опыту, вам это быстро надоест, – ответила Светлана Александровна.
– А почему здесь стены такие зеленые? – спросила тихая испуганная женщина с первой парты у стены.
– Замечательный вопрос! – воскликнула одна из активисток. – Я предлагаю перекрасить в персиковый. Кто за персик?
Все подняли руки.
– По скольку сдавать? – обреченно спросила испуганная женщина.
– Ну, давайте по пять тысяч… Считайте сами – ремонт, туалетная бумага, карандаши семьдесят штук, цветы в горшках…
