16 августа 1984.
Пленяющий аромат распахнутых солнцу цветов, чуть только закружился в мягком, влажном воздухе, нежно защекотал нос. Небо загрустило, устилая под своим сводом молодые зеленые леса, резвые горные речушки, бескрайние кочевые степи серебряными каплями.
Передо мной на дороге, в месиве разбитой множеством ног земли, пробиваются побеги новых растений. Проворно скидывая с молодых листочков комья черного грунта, стремятся в голубую высь. Запахнув глаза на долю секунды, открываю и не верю. Синие, зеленые, фиолетовые розы, обретя человеческие лица, вглядываются, кажется в самую душу. В них затаилась могучая первозданная сила природы, что не позволяла оторвать взор. Даже малость двинуться с места не давало происходящее волшебство.
Огонь желания испепеляет. Электрическое напряжение заставляющее трястись в экстазе каждую клеточку тела возрастает, рождая судорожные хаотичные движения. Свирепыми рывками начинаю без устали отрывать зеленые стебли, выламывая с основанием. Хочу собрать все, что охватывает беспокойный взгляд, пульсирующее давление усиливается. Через мгновение уже со стороны наблюдаю за собой, выпученные до крайности глаза устремлены лишь к одной цели. Кадык, подавшись вперед часто поднимается, сглатываю слюну. Кожа худых белых пальцев, изорвавшись об острые шипы, стала кровавой, горячей кашей стекающей с кистей на опавшие увядающие лепестки. Острая мука пронизывает от макушки головы, до самых пальцев ног, истязая дух. Сломанные цветы один за другим сгорают в руках, будто горстка пороха, больно обжигая, обращаются в темный безжизненный пепел. Остаётся единственная целая роза, изящная надменная королева всего прекрасного. Пытаясь дотянуться, напрягаю мускулы до спазма, наверное, невидимая преграда меж нами пролегла. Оступившись, падаю не в силах поднять грузной головы, придавленный невидимой силой. Загрубевшие костлявые ладони, стремительно высунувшись из раскисшей почвы, точно медвежий капкан, жестко вцепляются за выступающие ребра. Разрывая хрупкую грудь, крепко ухватившись за обнаженное, мокрое трепещущее сердце, тянут к низу. Холодный пот выступил, ударив охлажденное тело в озноб. В конвульсиях, жадно хватая воздух на секунду окаменевшими от испуга легкими, проснулся.
28 сентября 1984.
Сегодня впервые увидел ее! Черт возьми, как же хороша девушка! Легкий аромат духов приятно закружил голову, когда маленькие каблучки простучали мимо меня, по широкому коридору университета. Плавные изгибы свежего тела, аккуратно завернутые в модное белое пальто, приковали взгляд, крепче железных, звенящих оков. Легкий весенний ветерок, если б умел, шептал бы не смолкая о достоинствах этой картины. Глаза как два океана: глубоких, чистых, в которых с удовольствием утонет корабль, под гордым именем мужское сердце блестели ярче драгоценных алмазов. Улыбка уверенная, задорная образующая нежные ямочки в уголках рта, это умело расставленные силки, пленившие мою волю. Лена первокурсница почти на месяц опоздала к началу занятий.
3 октября 1984.
Наблюдаю уже несколько дней за Леной. Пламенный трепет в груди, создает приятные волны. Разбегаясь по венам, они напоминают скорые горные речушки во время таяния снегов на кряжистых вершинах, когда их форма становится совершенной, а сила безграничной, сметая любые препятствия на своем пути. Придя домой вот уже три часа рисую ее, разрешая линиям, бережно выведенным цветными карандашами на белоснежной бумаге принимать образ, моих заветных мечтаний.
Мелкие клочья, оставшиеся от картин подобно январской ледяной крупе, закрывающей бережно плотным слоем серый город, устлали пол моей бесцветной, тусклой комнаты. Свалившись в трясину забытья, замираю в просторах уныния и вновь начинаю творить.
Теплая, медовая дрожь приходит, точно зыбь, внезапно появившаяся на глади воды, когда рву холсты, отрывая кусок за куском. Начиная с хорошо прорисованной головы, спускаюсь к оставшимся частям фигуры, смакуя каждую секунду завораживающего таинства.
Похожие ощущения почувствовал, примерно в семь лет. Вытирая зеленые сопли о рукава неказистой, протертой курточки, я вялый дохляк вспорол живот соседскому коту. Приманив стащенной из дома докторской колбасой, которою брал для себя. Крохотный острый ножичек украл в чужом покосившемся сарайчике в соседнем районе.
Это была пятница, точно помню. Мать, источая зловоние, покачиваясь, ввалилась в нашу убогую квартирку и, запутавшись в ворохе сваленных на пол старых вещей, упала бесформенным мешком.
После долгого рабочего дня, покручивая бутылку в обмякших руках, со своим ухажером. Найдя очередной незначительный предлог, стала хлестать меня ремнем. Била куда попало, думаю, первая задача состояла в том, чтобы я скорее смотался на улицу. Надо сказать, ей удавалось задуманное очень хорошо. Запасы душевного покоя истощились, оставив после себя болезненную пустоту, не понимаю, как только все получилось. Схватив с засаленной, облупившейся тумбы мутную бутылку, я саданул наотмашь в их сторону. Стекло лопнув, распороло лоб, выпустив в наружу порядочную порцию красных брызг упавших и на нас.
Хахаль матери не ожидавший такого исхода, ахнул, скривив обросшее, пропитое лицо. Распластавшись у подломанной, кривой кровати, как подстреленный конь, затих.
Звериный оскал проступил на некогда миловидном женском лице, придавая огрубевшим дряблым мышцам тела нечеловеческую силу. Остервенело, избивая, мать изливала проклятия на мою голову, пытаясь освободиться от годами накопленного гнева и обид.
В полной мере проявилось такое отношение после ухода из семьи отца, взрывного, агрессивного по природе своей мужчины.
Наказание превратилось в любимую забаву для мамаши и подобных ей чудовищ, частенько посещавших нашу помойную конуру с закопчёнными облезлыми стенами. Место, где нельзя было найти чистую тарелку, скопище бутылок и разного рода хлама были здесь бережно укрыты толстым слоем пыли, заполняя все углы. Это основательно засело в памяти.
Вот так и вышло, размазывая слезы, слонялся по окрестностям в темноте вечерних улиц, подвывая и сердясь на всех.
Присев на качели загрустил, крупные слезы текли по скуластым щекам. После долгих бесцельных хождений, тело, припухшее от побоев, ныло, не позволяя забыть о случившемся.
Когда кот проходил вблизи, достал ему кусок еды, отломив половину, поманил. Изголодавшееся, истощенное создание, учуяв еду приблизилось. Захотелось поделиться своей болью с ним, поглаживая, навалился на переднюю часть тела, одновременно рассекая от ребра к паху брыкающееся, упругое тельце. Усатый успел прокусить кисть, истошно заорав, стал вырываться, но боли я не почувствовал сначала. Позже зверь глухо шипел, чувствуя мою руку ухватившую и сжавшую его скользкие, липкие внутренности.
