У каждого человека есть свое дерево. Мое – яблоня. Нежное облако белых цветов в июне. Их запах будоражит и возрождает меня к жизни. Так тепло. Я обнимаю ветки, слегка царапаясь о маленькие колючки. Ах, ты же, такая хрупкая, маленькая, но с едва заметными шипами.
Почему сегодня не июнь…
Я тысячу раз видела, как обустраивают парк. Лишние деревья стирают с лица земли. Оставшимся – обрубают макушки и разросшиеся ветки, наспех замазывая раны зеленым антисептиком.
И вот эти две-три калеки боятся лишний раз вздохнуть, шевельнуть листочком, стоят вдоль асфальтированных дорожек, как недоделанные скульптуры в музее: обезглавленные, безрукие. Все во благо человечества. А когда будет во благо природе?
Три года назад я видела, как асфальтируют мою душу. Сад, взращиваемый годами. Сад, открыто и дружелюбно принимающий как солнечные лучи, так и град из камней-слов, безжалостно убивающий зеленые ростки на корню.
Сначала экскаваторным ковшом под названием "лицемерие" выкорчевали деревья. Затем катком коррупции прошлись по земле, перекрывая ей кислород. Корни придавили железными ногами скамеек – мол, заходите, люди, садитесь, щелкайте свои семечки…
От растерянности я не знала, как с этим бороться. Просто наблюдала, как меня убивают. Но я… выжила. И запомнила на всю жизнь, каково это: идти без брони против системы. Теперь сад моей души под охраной. И, чтобы добраться до лесополосы, где легко дышится, и растут реликтовые деревья, вам сначала придется сделать несколько кругов по асфальту, и найти волшебную дверь.
И, да, я больше никому не позволю проехаться катком по моей душе.
Чтобы не потерять ни одно из драгоценных воспоминаний, я записываю все в тетрадь.
Я пишу из трамвая.
Есть в иркутских трамваях одна отличительная особенность: они вдохновляют на размышления и будят фантазию. Мирно покачиваются с боку на бок, но при этом важно гремят и скрипят механизмами, как старые и забытые игрушки, напоминая о себе. Мол, я еще еду. Еще могу. Главное, не заглохнуть.
Несмотря на скрип и прочий шум, в трамваях меня ничего не отвлекает от созерцания. Самой себя, людей вокруг, мира за окном. Мой внутренний автор жаждет историй.
Я сажусь у окна и готовлюсь сочинять. Выбираю объект. Ага, нашла. В левом переднем ряду сидит кондукторша в необъятном казенном синем пуховике и милом, слегка линялом вязаном берете, из-под которого торчат в разные стороны взлохмаченные пряди непонятного оттенка.
Мысленно нарекаю кондукторшу Марьиванной, это мой любимый образ. Залезаю в её душу через усталый взгляд, как в зияющую темноту приоткрытой форточки. Нет, я не собираюсь там ничего воровать. Просто похожу немного по комнатам, зажгу свет в спальне, достану старый фотоальбом и перелистаю. Вот это фото мне нравится. Это она в молодости. Улыбчивая девушка с русым хвостиком, смотрит в объектив взглядом, полным доверия и беззаботности. В этот миг она любит мир и того, кто фотографирует…
Кондукторша вздрагивает, будто тоже увидела это фото в себе. Встречается со мной вспыхнувшими вдруг глазами, я же две минуты назад зажгла в ней свет. Я улыбаюсь, ведь теперь я знаю ее тайну. Она улыбается в ответ.
Встает, подходит и говорит низким, слегка простуженным голосом: "Проезд оплачиваем!".
Сказка рассеивается. Я вылетаю из ее души через рот вместе с этой фразой, словно меня прогнали.
Ну и ладно. Не очень то и хотелось. Есть еще… раз, два… пятнадцать пассажиров, к которым я за эту короткую поездку не единожды мысленно залезу в голову и наведу там свой порядок. Иначе для чего еще нужны трамваи?
Я – сгусток энергии, белый светящийся шар, летящий по ночному городу. Залетаю в свое тело, как гость, иностранка, впервые прибывшая за рубеж. Осторожно открываю глаза. Моргая, смахиваю остатки полета с сонных ресниц. Осматриваю чужую себя.
Тело как тело. Худые ключицы, тонкие запястья. Холодные ступни. Под одеялом тепло. Но еще теплее от тела рядом. Я лежу головой на твердом плече, и рукой обнимаю другое тело за торс.
На моей руке много родинок. Все они хаотично разбросаны, как будто кто-то тыкал коричневым карандашом наугад. Но, когда я обнимаю другое тело, моя рука сгибается в локте, и родинки с двух половинок соединяются, образуя букву "W". Созвездие Кассиопеи.
Пальцы другого медленно ведут по букве, повторяя ее контуры.
– Ты мое небо… – шепчет он тихо, но мои уши улавливают каждую вибрацию его голоса.
Из темной глубины подсознания вдруг нахлынивает поток щемящей нежности. Секунда. Плотина прорвана. Обычная комната, обычное утро, обычные сонные тела… все предстает под другим углом, будто подсвечивается невидимым цветными фонариками моих глаз.
Так мало надо для волшебства. Просто проснуться там, где любят.
Просто идти за своей мечтой.
Порой я бреду за своими мечтами, как за клубком ниток в лабиринте Минотавра, ища выход, но еще больше запутываюсь в мире своего подсознания. Каждый ход обманчив, и ведет в тупик. В самый центр тьмы.
В ее гуще зловеще светятся желтые глаза монстра. Мне страшно. Где мой внутренний Дзидзо? Почему не защитит меня?
Я силюсь заплакать, но глаза сухи, как земля после затяжного зноя. "Боже, помилуй мя… ".
На потрескавшихся стенах проступают светящиеся буквы. Истина. Я судорожно касаюсь каждой буквы ладонью и с каждым шагом собираю Слово. А слово в фразу. А фразу в предложение. И так, потихоньку собирая весь текст, выхожу на свет. Вздох облегчения.
Однажды из букв я сплету цепь с булавой на конце и сделаю щит. Бойся меня, мой демон. Ибо, проиграв сражение, я еще не проиграла войну. Победа будет за мной…
