Допогуэра
1
В пылу драки Карло Кавальери, мальчик двенадцати лет, довольно прилично получил по мордасам и рухнул на пропыленную землю, точно срезанный серпом подсолнух. Ударом его осенил ровесник по имени Микеле Куаранта. Так уж повелось, что столь юные противники при каждой встрече бились с отчаянием взрослых. Вокруг же них кипело сражение – около дюжины мальчишек колотили друг друга всем, что попадалось под руку.
Лежа на боку, поверженный Карло поглядел сквозь пыль и слезы на покоящуюся рядом иссеченную статую Траяна и в ее каменных глазах прочел: «Судьба у тебя такая». И тогда мальчик подумал, что между ним и императором мало общего, ведь тот был победителем, а Карло – лишь подсолнухом на пропыленной земле.
– Все, расходимся! – крикнул Микеле своим ребятам и заслонил солнце над Карло. – Ну и досталось же тебе. Передай всем, что «дети дуче» снова на коне.
За сражением с балкона гостиницы наблюдали двое: американский журналист и его любовница-француженка. Когда все закончилось, мужчина нырнул в тень комнаты и защелкал фотоаппаратом:
– Вот так. Выше подбородок, к солнышку. Я хочу поймать тебя в просвете занавесок. Видишь, как они играют на ветру, и это солнце – свет что надо.
– Я хочу еще, – сказала она.
– Мне надо восстановиться, подожди минут двадцать, и будет тебе еще.
– Ты больше не любишь меня?
– Перестань.
– Почему эти ребята так жестоко дрались? – спросила она.
– История занятная.
– Тебе хватит двадцати минут?
Он вернулся на балкон, облокотился о прогретую солнцем балюстраду и, закурив, заговорил с напускной деловитостью:
– Два года назад Муссолини был свергнут, а Италия перешла на сторону союзников и воевала уже против Германии. Позже немцы вызволили Муссолини и поставили его во главе марионеточного государства. В общем, получилось так, что во время войны итальянцы сражались по обе стороны. Сейчас Милан, как и вся страна, поделен на два лагеря: на одной улице, соседствуя, могут жить те, кто сотрудничал с фашистами, и те, кто был в Сопротивлении. А дети недавних врагов выясняют отношения: с одной стороны – «дети дуче», у кого родители были пособниками Муссолини, с другой – «сыны Италии», мальчишки из семей участников Сопротивления.
– Как интересно, – сказала она.
– Милан вообще интересен. Оглядись вокруг: война только закончилась, город в руинах – это занимательный период, итальянцы зовут его dopoguerra, буквально «после войны». Разруха, вонь, мухи, нужда в еде, одежде, нет работы – это и есть Милан сорок пятого. Униженная личность на фоне разбитой красоты эпох.
– Ты так и назовешь статью? – спросила она.
– Сейчас меня интересует фотография, – ответил он.
– Тут много солнца, – улыбнулась она.
– И голуби, голуби, голуби.
– Ты все не можешь простить им шляпу? – засмеялась она.
– Плевать мне на шляпу, плевать на войну. Я готов, детка.
2
Приятели Карло на прощание похлопали его по плечу и со взрослой прямотой посоветовали готовиться к трепке дома. Как-никак, а новые брюки и рубашка теперь годны разве что на тряпки.
– Ничего, мы им еще зададим!! – крикнул напоследок Сесто. Он всю драку активно болел за товарищей, но мудро не вмешивался.
Карло брел домой. Тело ныло от боли, ум переживал, душа в смирении сложила крылья. «И почему мы вечно проигрываем? Разве мы слабее? Силы равны, но мы опять повержены. Почему?» – думал он.
Карло замечал сочувствующие взгляды тетушек, что развешивали мокрое белье, скучали в открытых окнах, чистили рыбу на скамьях. Жалость и сострадание. Но жалость не тот наставник, который научит тебя боксировать. Отец говорит, что каким бы тяжелым ни было поражение, главное – к этому не привыкнуть. Так узрите же, матери: «сыны Италии» опять побиты, но опять «сыны Италии» подняли голову, и разбитый нос для них – тьфу, просто урок стойкости. Ведь никто не рыдал и не просил пощады! «Сыны Италии» приняли удар достойно, как и подобает чадам Сопротивления.
Мальчик спустился по широкой лестнице к каналу и глянул на свое отражение. Из мутной воды на него смотрело серьезное лицо. Под правым глазом наливался горестным свинцом синяк. Карло хотел умыться, но до воды не достать. Проклятье! Даже тут неудача! Тогда он перешел по мосту и уверенно зашагал вдоль деревянного забора. Повернув за угол, он нашел чугунную колонку, где тонкой струйкой из пасти бычка текла водица.
Рядом стояли двое мужчин лет пятидесяти. Один был в майке и шляпе и бойко жестикулировал перед лицом хмурого долговязого собеседника.
– Да я тебе говорю, он спятил! – Мужчина в шляпе перекрестился. – Богом тебе клянусь! Тоже мне, великий поэт выискался! Дармоед, иждивенец!
– Но где же он живет теперь? – промямлил долговязый.
– Напротив фонтана Пьермарини. Ух паршивец! – выпалил мужчина, показывая открытую ладонь. – Там дом в два этажа, и окна у него обычные, а одно круглое! И наш Леопарди, да простит меня Господь, поселился в убогой комнатушке за этим окном на первом этаже.
– А-а, – протянул долговязый. – Видал я то окно, оно зарешеченное.
– Так его и прозвали «поэт за решеткой». Он знаменитость у нас теперь, сидит стишки сочиняет да советы пустые раздает. А то, что братья, не разгибая спины, вкалывают как проклятые за гроши, – это его не волнует! Он, видите ли, выше грязной работы!
– Но на что он живет? – спросил долговязый.
– На подачки, друг мой. На подачки матери да сердобольных старушек. Тридцать девять лет идиоту!
Карло умыл лицо, шею, оттер пятна на штанах и уловил урчание в животе. Драка вымотала его и разогрела аппетит. Кровь остановилась, и он побрел дальше, оставляя позади громкие жалобы на поэта. Мальчика не беспокоил поэт – его беспокоило другое.
Навстречу шли партизаны, парни и девушки, мужчины и женщины, одетые не бог весть как, не бог весть во что. Вооруженные. Счастливые. И сколько искреннего жизнелюбия, сколько радости, сколько отваги было в их лицах! Они победители, они шествуют здесь хозяевами, громко чеканя шаг по грубой мостовой. И Карло стало стыдно, ему вдруг почудилось, что неунывающие триумфаторы вот-вот начнут подтрунивать над его слабостью. Герои проникнутся к нему презрением и прогонят из города как недостойного сына своего отца. Его отец был в народной бригаде, командовал партизанским отрядом. Да, сейчас он стал гражданским и тянет семью, но они-то, вооруженные партизаны, конечно же, знают Роберто Кавальери по прозвищу Сокрушитель. Но знают ли они, что это его сын плетется побитый и опустивший голову? Того гляди и заревет, как девчонка. Не вешай нос, Карло, выше голову! Еще выше!
А вот и его двор, уложенный каменными плитами и взятый в окружение четырехэтажными белыми фасадами. В плиты врезаны округлые бордюры, что служат ограждением для отстоящих друг от друга одиноких лип. В открытых окнах виднеются горшки с цветами, слышатся крики малышей да сетования на разный лад. Жизнь тут бурлит цветами и детьми. В маленьком палисаднике тетушки Бертини уже вовсю цветет ладанник, разливая по округе аромат медовой смолы. Как говорит тетушка, постой у кустов с минуту – и будешь пахнуть, как цезарь. Что тут скажешь? Простые окна, простые двери, простые истории, простые люди. И каким-то чудом вся эта простота избежала бомбежек.