Утро выдалось на редкость гадостным. Вообще-то я не считаю себя пессимистом, но когда на улице третий день идет дождь, а ты лежишь в одиннадцать утра в постели с температурой и тебе кажется, что капли падают на асфальт, а разрываются прямо у тебя в голове, поневоле приходишь к убеждению, что жизнь не удалась. Попытки хоть на время поднять пораженческое настроение мыслями о предстоящем отпуске пресек громкий «ДУ-ДУМ» дверного звонка. Только эффектом резонанса я могу объяснить тот дикий грохот, который раздался у меня в голове. Громко матерясь про себя, я вскочил с кровати и со скоростью беговой улитки рванул к входной двери, чтобы опередить второй звонок нежданного гостя.
Контрольный «ДУМ!» свел на нет весь мой предыдущий аутотренинг, и к двери я подошел в состоянии аффекта. Блин! В глазке маячило вытянутое лицо Светки, почтальонши местного узла связи. Девчонка устало поздоровалась, понимающе глядя на мою разбитую физиономию, и протянула какой-то конверт. Я расписался, кивнул и запер дверь.
Осмотр конверта ничего не дал – подписан незнакомым почерком, и только. Я достал письмо и начал читать.
«Здравствуйте, Максим! Вы меня не знаете, но не в этом дело. Во время учебы в институте Вы проживали в одной квартире с человеком по имени Сергей. Так вот, ему нужна Ваша помощь. Адрес в конверте».
Так, что у нас тут… Листок с адресом и знакомая цепочка. Моя. Помнится, в последний вечер перед расставанием изрядно напились и обменялись, на память. А у меня осталась Серегина «Zippo», которая валяется сейчас где-то в столе. Да, десять лет – не шутка.
Отправив очередную порцию таблеток в рот, задумался. Пилить около ста километров не очень хотелось, но факт написания письма от Сереги чужой рукой наводил на некоторые опасения. Нашарив на полке мобильный телефон, набрал номер.
– Алло, Толян? У тебя как, машина на ходу? Смотаться надо в одно место, я заправлю…
К деревне подъехали уже затемно. Узнав, куда мы едем, одинокий пьяный мужик, повстречавшийся нам на дороге, перекрестился и махнул рукой – дальше, мол. Суеверный Толян покосился на меня, но поддал газу, и через минут десять машина уже стояла возле ворот нужного дома.
– Страшновато, – поежился Толян. – И мужик этот…
Я вышел из машины и огляделся. В лужах отражалась луна, фонари не горели, тишина нарушалась только урчанием «Аудюхи» и матюками водилы – оказывается, в темноте пробили колесо, и придется ставить запаску.
– Запаску – потом, – махнул я рукой. – Зайдем в дом, представимся, узнаем, что к чему, а там видно будет. А то спать полягут, сиди потом в машине до утра…
Дверь открыла женщина преклонного возраста – на глаз лет семьдесят-восемьдесят. Окинув нас взглядом, посмотрела мне в глаза:
– Вы Максим?
Я согласно кивнул.
– Проходите в дом, – посторонилась она. – Я давно вас жду.
Изнутри это был обычный деревенский дом – деревянные стены, печка, стол возле газовой плиты, за перегородкой – «жилой отсек». В углу, накрытый белой вязаной салфеткой, стоял компьютер (!), рядом – МФУ… Дополняла картину плазменная панель, и повсюду на стенах висели пучки разных трав, и в воздухе висела непередаваемая смесь запахов пластика и чабора.
– Клиенты несут, – раздался за спиной спокойный женский голос. – Знахарка я, бабой Катей кличут. После больниц ко мне идут, неизлечимые которые. На ноги ставлю, вот и благодарят. Но у нас с тобой другой разговор будет. А другу своему скажи, что у меня ночевать будешь. Ставьте свою запаску и пусть едет. Я бы его оставила, но то, что я тебе расскажу, никто услышать не должен. Береженого бог бережет. А что это у тебя с лицом? – вдруг сменила она тему. – Кривишься постоянно, глаза красные. Простуду подхватил, голова болит?
– Вы же знахарка, – не удержался я. – Таки угадать не сможете?
– У меня своя система диагностики, – отмахнулась она. – Из пушки по воробьям не стреляю, хотя в твоем случае попробую. Ты мне с ясной головой нужен. Иди сюда.
Старушка обхватила руками мою голову, что-то пошептала, и руки у нее вдруг стали холодные-холодные, а меня будто ткнули головой в сугроб. Я непроизвольно дернулся, но все уже закончилось, а женщина протягивала мне полотенце – волосы были мокрые, с висков лил пот, но голова была на месте, боль прошла, а мысли стали ясными и четкими. «Однако! – почесал я затылок и пошел помогать Толяну менять колесо.
Через полчаса я помахал вслед габаритным огням и пошел в дом, попутно гадая, какого черта я делаю все, что мне говорят, нахожусь ночью один в незнакомом месте и вообще, вдруг это подстава и мое нежное тело скоро испытает на себе неприятное физическое воздействие? Поймав себя на скептицизме, пожал плечами и открыл дверь, решив, что в случае чего удрать сумею, ведь лучший способ избежать неприятностей – это не дать им себя догнать.
В сенях столкнулся с бабой Катей. – Пойдем, поможешь, – посветила она фонариком мне в лицо, вышла во двор и пошла в сарай. Под ее руководством я залез на чердак, разрыл сено и в углу обнаружил некий предмет, завернутый в мешковину.
– Это? – высунулся я наружу.
– Да, слезай, – заторопилась знахарка. – И так уже время потеряли, полночь прошла, и луну, не дай бог, тучами закроет. Жди потом…
Предмет оказался полоской железа, причудливо перекрученной и инкрустированной какими-то камнями, явно не стеклом. Положив его на пол, баба Катя начала рассказ.
…Оказывается, давным-давно, еще при татарах, жила в деревне бабка. Коров лечила, зубы заговаривала – в общем, колдунья. И пошла она как-то в лес травки насобирать, чтобы зимой отвары всякие варить, людей лечить (ну, и деньгу сшибать). В общем, пришла она на поляну, а там люди лежат, кто огнем пожжен, кто мечом посечен, а кого уже и лисы грызть начали. И нашла она там одного живого, человека в дорогой одежде, без бороды и с многочисленными ранениями. Затащила его домой, подлечила, ну он и рассказал свою историю. Будто бы он из другого мира, и будто сам знахарь, и придумал, как из мира в мир переходить. И в наш мир перешел не корысти ради, а токмо тягою к науке – прибор, значить, испытывал. И нашли его в лесу, спящего, местные бандюки. Те его по привычке ограбить хотели, завязалась потасовка, и если бы не бабка, мир бы лишился очень умной головы. А железяка эта – половина прибора, а другая половина – у него в доме. И сам он домой вернуться не может, потому что переход возможен только в бессознательном состоянии. Короче, дал он бабке камень на цепочке и железяку эту, и как применить, научил. И наказал: вещи передавать только родне по женской линии, потому что камень он на бабку настроил, а мужику с камнем не совладать. Итого, отправила она колдуна домой, и дело с концом.
