Мира, сидевшая в темной комнате у окна, поправила тонкую кружевную бретельку, сползшую с хрупкого плеча и поёжилась. Из щелей старой рамы покрытой чешуйками сухой краски, пронзительно дул узкий поток ледяного воздуха. Он резал тонкую кожу девушки словно скальпелем, но она сидела неподвижно и не моргая, ибо происходящее за стеклом волшебство могло исчезнуть в любое мгновение.
А там происходил снегопад…
Мягкие невесомые хлопья медленно летели с небес, словно пушинки с крыльев ангелов.
Свет фонарей, накрытых, как гномы, забавными снеговыми шапками, падал уютными желтоватыми пятнами на стены домов, которые были знакомы Мире до последнего пятнышка и трещинки. Но сейчас она их не узнавала. Это была другая улица и другой мир.
Она наблюдала, как прямо на её глазах, снег и свет, объединившись, прокладывают новую улицу, по которой можно уйти в другую, неведомую реальность.
Мира была заперта в этой комнате. Вернее заперла она себя сама. Она желала бы отсюда выбраться, но для этого требовался ключ. Не обычный, металлический, с резным краем и бороздками, а особенный, которым можно открыть дверь и выйти в тот волшебный мир, о котором столько писали, но так мало людей там побывало.
Туда она сбежит и забудет все свои горькие печали.
Мира вздохнула, растёрла озябшие плечи маленькими, почти детскими руками, и оглянулась на скрип и вздох старого трехстворчатого шкафа, возвышавшегося, словно утес на фоне призрачно-светлой стены.
Этот шкаф был наследством прабабушки – крепкий, черного дерева, с резными пионами по верху, перламутровой инкрустацией и овальными латунными ручками. Шкаф наследовался по женский линии, передаваясь старшим дочерям.
Каким-то чудесным образом он уцелел во время нескольких войн, не сгорел в буржуйке, почти не был изгрызен древоточцами и мышами, и даже стоял на том же самом месте, что и двести лет назад. Мира вспомнила, как пряталась от родителей в его тёмном нутре, когда хотелось разбередить свои детские обиды.
Она сидела там, обхватив колени, в самом уголке, за маминой длинной шелковистой шубой и представляла, как умрёт от горя, а родители будут плакать и говорить:" Почему мы не купили нашей дочке ту дорогую игрушку, которую она так мечтала получить? Разве наша Мирочка не ценнее всех игрушек на свете?!"
При этих воспоминаниях на губах Миры появилась улыбка. Вон она, та самая дорогая игрушка, которую она купила себе сама, когда выросла, валяется за диваном, никому уже не нужная. Мира периодически выбивает из нее пыль, поправляет атласный бант и откладывает в сторону.
Шкаф же хранит огромное множество воспоминаний, о которых девушка не имеет никакого понятия. Его память простирается на несколько поколений по материнский линии Миры и ему известны и счастливые и постыдные тайны всех женщин этой семьи на протяжении двухсот тридцати семи лет – вот сколько прожил этот шкаф на самом деле! А женщин за это время в семье было много.
И как люди обычно хранят свои воспоминания в голове, так шкаф хранил их у себя на антресолях.
Мира не подозревала, что у шкафа были глаза, которыми он наблюдал за жизнью в доме и особенно за женщинами. Так уж случилось, что мысли, которые крутились в голове мебельного мастера, пока тот делал шкаф, передались натуре его произведения мебельного искусства. Черный резной красавец любил женщин, хранил их тайны и помогал им, когда они нуждались в его помощи.
Когда-то мастер Пьетро сделал два отверстия, спрятав их среди цветочных завитков.
Сквозь них можно было спрятавшись в этом обширном, словно корабль, шкафу, следить за тем, что творится в комнате, но теперь через них за Мирой наблюдал сам шкаф.
Она же, не в силах оторваться от живой картины за окном, наблюдала за строительством новой улицы, по которой можно уйти в другую реальность.
Эту улицу можно увидеть только в определенном настроении, вот в таком – или грустном, или волшебном, что почти одно и тоже.
Шкаф помнил, что и прабабушка и бабушка Миры тоже видели эту улицу. Первая тогда была молода и влюблена, и так же, как Мира сейчас, увидела этот путь, но в её влюбленных глазах он вёл только к любимому, а тот вскоре и сам пришёл и взяв милую за розовые щёчки, крепко поцеловал её, разрушив чары и превратив волшебную улицу в обычную улицу в снегу, который комом налипал на валенки.
Бабушка Миры видела это волшебство когда ей было лет двенадцать. Она тогда
простыла и была оставлена дома – выздоравливать, в то время пока семья, нарядная, веселая, развлекалась в гостях у знакомых.
