Я одинок даже в самой веселой компании,
Порой улыбаюсь в ответ рефлекторно.
У меня не бывает атак панических,
И не смотрю на ночь глядя душевное порно.
А вам вот только б узнать как дела мои,
Но для чего, я не столь интересен,
Вон ходят люди в обнимку с бабами,
Иди ка к ним, не мешай, будь чудесен.
Но нет же, надо поднять настроение
(Эх, да горите в аду, люди добрые),
И раз за разом стальное терпение
Очередные на прочность пробуют.
Я рядом с вами не ради радости,
Не для эмоций, чувств, наслаждения,
Я жру в сторонке рассказов сладости,
Всех ваших жизней хитросплетения.
В водовороте объятий,
нежности жарких ветрах,
На пол ручьем пало платье,
Тихий пронзительный «Ах!»
Губы алы, приоткрыты,
Сквозь затуманенный взгляд
Перешагнула забытый
От прикосновений наряд.
Руки овились о шею
Бедра о талию и
Рухнули прямо в траншею
Из покрывал и любви.
Хрипло дышали друг в друга,
Страстно кусая за плечи.
Стрелки бежали по кругу,
Делав не вечною вечность.
Сердец зазвенело похмелье,
Жаждя заслуженный завтрак.
Тут уже не до веселья,
Все же закончилось завтра.
Вам не стоит писать стихов
И поэмы читать в тени сада,
Вас не примут за вашу любовь,
Водка – лучшая ваша награда.
Вам не стоит писать картин,
Все их лишь продадут потомки,
Будешь шлюхами только любим,
Доставая монеты с полки.
Вам не стоит писать этих нот,
На них тексты положат уроды,
Сделав песню про что-то там в рот,
Что возглавит все чарты у сброда.
Ох не стоит писать речей,
Как не стоит твердить о народе,
Вы становитесь все голубей,
Заразите отчизну в законообходе.
Вам, пожалуй, не стоит петь,
Освистают людям на потеху,
Всю измажут в дерьмище честь
В лицемерную нашу веху.
Но не стоит тогда и жить,
Без искусства, политики, моды.
Станет, право, давайте пить,
В ожидании полной свободы.
Бег по кругу
Давно погасло во взгляде солнце,
Тушью измазано белое полотенце,
Вчера похоронили живого питомца,
Чтоб не лечить разбитое сердце.
Все рубиновые закаты монохромными теперь стали,
А светило над горизонтом, как кусок нержавеющей стали.
Отогрели бы батареи, так отопление ещё не включили,
Протянуть бы ещё неделю, протянуть бы ещё… Или
Жадно горло лечить коньяками, забывая слова былые,
Мы душевно больны сами, искалеченные и злые.
Громкий крик оборвется хрипом, надломившим
Потоки гнева. Кто-то где-то останется лишним,
Лишним станет кому-то тело.
Мы читали бездушные книги, изучая картинки в рассказах,
И ныряли на дно бутылки, превращалися в водолазов.
Всё пеняли на неудачу, прекращая любые потуги,
Бродим по малому кругу дальше, как слепые случая слуги.
Любви все возрастов покорны,
Но непокорны для любви,
В кинищах хавают покорны,
А дома снова визави
Посудой, пирогами, мойкой,
Кому-то должен дохуя,
То прогуляйся до помойки
И отвари два пельменя.
Потом пропылесось и тубзик,
Не ёршиком, а прям рукой,
Чтоб засосало нафиг
Всей белокурою бошкой.
Не подохли ещё, значит живы,
Настроения опять были лживы.
Загорая огнем, в пепелище споем,
И к земле после ливня прильнем.
Растворившись в тиши подсознания,
Утонувши в полярной звезде,
Зодохнувшись в пыли мироздания
Прохрипеть: а душа она где?
Затоптали в пещаной дороге,
Разорвали напополам,
Растерзали рогами боги,
И напалмом сожгли к чертям.
Раскидали по миру, суки,
За все тридевять, блядь, земель,
Заломили за спину руки
И твердили: не жди, досель
Не случалось другого завтра,
Не наступит оно теперь,
Ни земля обернется обратно,
Ни сверчок заиграет трель.
Лишь снежинки укроют тихо
Охладевшее бытиё,
Как же было все в прошлом лихо,
И как скоро все загниёт.
Младой царевны свита плачет
За то, что Петьке подлецу
Розгами спину изнахратят,
Испортил конюх девицу.
Парнишка даже не пытался,
Оно само так невзначай,
Но очень доблестно старался,
Видать волшебным был тот чай.
Царица, исподлобья глядя,
Жемчужным на отмаш платком,
Батоги засвистели, платье
Побагровело под хлыстом.
После двадцатого удара
Глаза покрылись пеленой,
Колени подкосились, пара
Последних, парень молодой
На земь упал. Весь в равных ранах,
Излупцевали до кости,
И посадили под охрану
В темницу, век там провести.
Тем временем царевна Марья,
Накинув бедный балахон,
Тайком, под ужасом проклятья,
Ночами виделась с Петром.
Отваром раны омывала
И бинтовала день за днём,
Возлюбленного обнимала
И возвращалась в замок днём.
Так продолжалось три недели,
Почти все раны заросли,
Договорились на неделе
Бежать сквозь лес, сквозь заросли.
Три ночи милые бежали
От гнета изверга царя,
Повсюду стражи их искали,
Попытки тщетны, все за зря.
Но на четвертый день в станице
Вдруг объявился молодой
Казак, и рассказал: «В столице
Царевну ищут всей толпой!
Живой ее доставить надо,
А парня можно позабыть,
Тому объявлена награда,
Кто деликатен сможет быть.
Петра замучали сомнения,
Больная мать, в печи нет дров,
Марью терзало от волнения,
Как жаль, что Петр не готов.
Оставив позади надежду,
Бредет куда глаза глядят,
Лишь бы уйти от жизни прежней,
Хоть чувства до сих пор кипят.
Восемнадцати летний мальчик,
В руках у него пулемет.
Загадает желание на одуванчик,
С Криком «В бой!» В наступление идет.
Просвистела над ухом пуля,
Два товарища за спиной
На земле оказались, хуле,
Выйграть надо последний бой.
Ни одну высоту захватили,
Ни одну предстоит отстоять,
Но такого они не просили,
Не мечтали они воевать.
Над окопом взорвалась болванка,
Чудом в яму успел заскочить.
Ну когда же поддержка танков?
Без нее до утра не дожить.
Оглушило троих. На изнанку
Вывернуло, снова в Бой.
Эх, готовила ж мать запеканку,
Вот отведать бы снова такой.
Артиллерий раскаты грома
Полетели на бошки врага,
Значит выживем, может быть дома
Все окажутся скоро. Да.
Так мечталось стать твоим чудом,
По утрам прикосаться губами,
Но январская зимняя стужа
Все сгубила немыми ветрами.
Заморозила алые губы,
Что по глупости вмерзли в качели,
Тонкой кожи остатки, оторванной грубо,
Мотельки прошлой ночью доели.
И вот хрупкое сердце девочки
От метелей заиндевело,
По началу подумала, мелочи,
Только биться оно не хотело.
В одиночестве холода жизнь —
Чья-то ложь, сочиненная всем на потеху,
Обернись прошептал, прокричал «обернись»
Под насмешки пустого эха.
На диване гормошка порвата,
Леопардово плате,
Все казалось пиздато.
На свадьбе.
Ярко-синий купальник на юное тело,
в заграницы свои в сотый раз полетела,
но не ради забав, старых замков и пушек,
а сбежать от Сибири холодной удушья,
от людей, от работы, любви и похмелья,
от чувств, проклятых болью от разлучного зелья.
Ни веселье, ни танцы пресыщенья не дали,
а вокруг иностранцы, повстречаться б. Едва ли,
загадав то желанье, повстречался Pendejo,
и не бедный же, правда – в голове билось эхо.
И в глазах загорелись огоньки в форме бакса.
