Получив свое расписание в деканате, Тиффани зашла в аудиторию на первую пару по самой любимой истории искусств и под нахальные присвистывания тройки парней за спиной села на второй ряд трибун. Кабинет был небольшой, немного скругленной формы, с огромными окнами, завешанными тяжелыми портьерами, старыми деревянными партами и подиумом внизу с расположенным на нем преподавательским столом, потертым кожаным креслом и широким экраном для проектора сзади. Пару минут в аудитории стоял галдеж: все бурно обсуждали прошедшее лето, а кто-то уже разглядывал новенькую однокурсницу и, кивая в ее сторону, что-то заинтересованно шептал своим друзьям. Девушка хмыкнула, откинувшись назад и перекинув ногу на ногу, за пару секунд до того, как в кабинет вошел высокий статный мужчина, и все, утихнув, расселись по местам. Профессор поприветствовал студентов с мягкой приятной улыбкой, напомнил как его зовут, если вдруг за лето все забыли, на что аудитория тихо рассмеялась и, включив экран, начал лекцию.
Тиффани слушала мужчину чуть ли не раскрыв рот, и дело было не в интересующем ее предмете. Она, невольно подавшись вперед, разглядывая преподавателя с головы до ног. Профессор Харрисон, как он представился, выглядел скорее как кинозвезда, чем преподаватель института: высокий и элегантный, с аккуратно уложенными слегка вьющимися волосами, выраженными скулами, легкой отросшей щетиной и взглядом, моментально проникшим девушке куда-то под кожу. А фигуру мужчины обтягивал классический костюм оттенка молочного шоколада и пепельно-белая рубашка под ним.
– Следует также отметить, что в раннем романском стиле прослеживается влияние римского мыслителя и философа Аврелия Августина, жившего в период с 354 по 430 год нашей эры, – профессор говорил не спеша, но четко, а его глубокий голос завораживал. – Аврелий Августин превосходно чувствовал красоту, был чувственным экспрессивным человеком и при этом, будучи христианином, понимал, что божественная красота намного превосходит зримую, земную красоту. Августин различал два вида красоты: красоту форм, воспринимаемых зрением, и красоту движений, воспринимаемых зрением или слухом.
Мистер Харрисон машинально почесал пальцами щетину, поправил округлые очки и перещелкнул слайд, перелистывая фото Аврелия на подборку романской архитектуры. Но Тиффани, как бы ни любила тематику античной архитектуры, была сосредоточена лишь на фигуре впереди нее. «Твою ж мать, я сплю что ли? Тут все преподы такие или мне повезло попасть вот именно к нему?», – думала она, теребя ручку. Пока девушка вглядывалась в каждое движение мужчины и утопала в его голосе, лекция пролетела будто за считанные минуты, и вся группа уже начала расходиться. Видимо, сильно увлекшись своими мыслями, она доигралась с ручкой и та улетела куда-то под стол с громким щелканьем, выводя хозяйку из транса. Захлопав глазами, Тиффани поднялась с места, оглядывая опустевшую аудиторию: здесь была только она и профессор, что-то перебирающий на своем столе. Тихо поднявшись с места, девушка опустилась под стол разыскивая пластиковую беглянку. Кажется, она успела подмести весь пол рыжими прядками, пока нашла ее и, наконец, встала с пола. Мужчина только заметил ее и, мягко улыбнувшись, спросил:
– Вы что-то хотели? Есть вопросы?
– А, нет, – замялась Тиффани, – ручку вот искала, – махнула ею девушка, схватила сумку со скамьи и выскочила из кабинета.
И куда пропала вся ее дерзость, такая привычная ранее для нее и ее прежнего окружения? Эти пронзительные глаза словно стерли все ее мысли, всю ее личность, чтобы написать новую. Но постепенно девушка пришла в себя и с гордо поднятой головой прошла по широкому коридору в следующую аудиторию, где таких сюрпризов ее уже не ожидало. Конечно же, ее выделяющийся яркий образ не оставил Тиффани незамеченной, и к вечеру первого дня она успела познакомиться с несколькими ребятами, особо громко болтающими в свободные минуты. Успев обменяться с ними парой шуток, девушка вернулась в дом, в котором она обустроилась на время обучения в институте, сбросила туфли и, устало вытянув ноги на диване, открыла ноутбук. Ей стоило отойти от шумной болтающей группки, как в голову вернулся образ профессора Харрисона, смотрящего прямо на нее теплым, но, кажется, каким-то опечаленным тяжелым взглядом. Тиффани открыла сайт института и полезла на страничку преподавателей:
– Ага, нашла, – прошептала она самой себе.
«Кристофер Томас Харрисон: преподаватель истории искусств, искусствовед. 36 лет. Родина: Лондон, Англия. Окончил Иттон и Кембридж, написал три научно-популярные книги об утраченных эпохах искусства».
Девушка развернула фото на весь экран, откинулась на спинку дивана и, задумчиво подперев подбородок рукой, всмотрелась в лицо на экране. Фото явно не новое: здесь мужчина помоложе, без щетины и глаза светятся, в них нет той скрытой печали и пустоты, которую сегодня заметила Тиффани. Она и не заметила, как начала нервно грызть губы, все глубже погружаясь в это фото, в образ перед ней. И это только первый день.
На следующий день первой в расписании также стояла лекция у мистера Харрисона, и Тиффани, уже уверенно, собрав себя обратно в ту, кем была всегда, вошла в аудиторию, устроившись на первом ряду как можно ближе к подиуму. Сегодня ей хотелось еще лучше рассмотреть человека, так зацепившего ее внимание за короткий промежуток времени. Всю пару она следила за его взмахами руками, за движением губ, за тем, как синяя плотная ткань костюма обтягивает его мышцы. Пожалуй, да, под строгими образами явно скрывается выраженная мускулатура. Странное чувство стало проникать куда-то глубже. И все же больше от взгляда мужчины и от его слов. Иногда он мог присесть за стол и начать размышлять об искусстве менее заученно. Он погружался в себя и выдавал настолько глубокие мысли, от чего порой не верилось, что он не какой-то столетний мудрец-буддист. В конце концов именно ум и умение мыслить в мужчине, да и в любом человеке – это самое сексуальное. Уже всего было только то, что весь образ профессора создавал ощущение чего-то давно родного и уютного. Все это вместе начинало бередить душу, что казалось весьма неожиданным для Тиффани.
И можно было бы подумать, что ее также быстро это все и отпустит, что все окажется лишь мимолетным интересом, все же больше основанном на физическом притяжении, но увы, это было не так. Спустя еще несколько дней девушка почувствовала, что лишь сильнее начала проваливаться в этого человека, что, кажется, не сулило ничего хорошего. Но бороться с этим было крайне сложно. Вот и сегодня Тифф буквально утопла в бархатистом голосе и голубых глазах, то и дело обращающихся к ней. Какая чарующая глубина взгляда! Но от созерцания прекрасного Тиффани отвлек легкий толчок в локоть:
