Глава первая, в которой я попадаю неизвестно куда
ДРАКОНЬЕРЫ # 1
Меня зовут Дарья Тарланова, и мы заблудилась. Мы - это я, отчим, мама и мой невыносимый сводный старший брат.
Наша машина сломалась прямо посреди какой-то Богом забытой английской деревушки. Я даже названия ее не могла произнести - то ли Батталак, то ли Буталлок.
Мы с семьей были в туристическом турне по странам Европы и Британии. Новый муж моей мамы потащил нас всех в эту поездку, но не в Лондон, о котором я грезила ночами, а в вояж по городам и задрипанным деревням Англии, Ирландии и Шотландии, посмотреть чужестранную природу. Ага, «странную», простите мой французский. Сказать, что я была в бешенстве, - это не сказать ничего! Я бы предпочла юг Франции, белый песок пляжа и прозрачную воду, на худой конец - Пикадилли с модными бутиками. Но вместо этого получила отвратительную погоду и простуду.
Поэтому всю дорогу ехала молча. Корчила из себя обиженную жертву, дуясь на всех.
А мама? Как она могла принять его сторону и согласиться на эту авантюру? Это настоящее предательство с ее стороны!
И вот теперь мы - грязные, не кормленные, уставшие и не выспавшиеся - застряли в каком-то Богом забытом иностранном селе, где никто не говорит по-русски.
Отчим вылез из «тойоты» и пошел объясняться с местными аборигенами на ломаном английском, пугая их чудовищным русским акцентом.
Остальные остались у машины. Чтобы не сидеть внутри со сводным братом, я вышла и осмотрелась.
Туманный Альбион мне совершенно не нравился: сырость, холод, пасмурно и вечно идет дождь.
Я огляделась по сторонам: осень, тоска и уныние. Серые каменные дома, зеленые холмы и небо, такое же бесцветное и тусклое. Только трава радует глаз своими сочными красками, под вечным дождем ей раздолье.
Улицы пусты. Все готовятся к Самайну, дню безвременья. Вернее, ночи, потому что этот языческий праздник отмечают, когда зайдет солнце.
Вернулся немного ошарашенный отчим с известиями, что здесь нет какой-либо мало-мальски нормальной гостиницы и продуктового магазина тоже нет. Здесь вообще ничего нет.
«Даже сельпо нет», - позлорадствовала я про себя, глядя на обеспокоенно переглядывающихся родственников. Жители английской деревни питались тем, что выращивали в своих жалких каменистых огородах, и тем, что давали животные. До ближайшего города с телефоном, почтой, магазином и гостиницей несколько километров пути, а наша машина сломана. Мы находились в самой удаленной от цивилизации точке.
- Блеск! Ну просто край мира! Дальше только северный полюс и белые медведи с пингвина́ми! - прокомментировала я ситуацию, все больше злясь.
Отчим развернулся вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов и пошел решать проблему. Вечерело, надо как-то устраивать семью.
В принципе, Дмитрий Орлов, мой отчим, неплохой человек. Они с Павлом Тарлановым, моим настоящим отцом, являлись бизнес-партнерами. Когда умирал мой папочка, смертельно раненый в бандитской перестрелке, отчим был рядом с ним и поддерживал до самого конца.
После смерти не бросил и помогал нам с мамой устраивать похороны. Можно сказать, Орлов-старший собственноручно закопал моего отца.
Когда закончились похороны, мы с матерью чувствовали себя как потерянные дети, не знающие, как быть и что делать.
Мама вообще ничего не понимала, постоянно плакала и блеяла, как коза: «Что-о-о мне делать с бизнесом? Что мне делать с деньгами? Что мне делать с квартирой? Что мне делать с домом на Рублевке?»
Орлов-старший решал все вопросы. Улаживал конфликты. Отбивался от набросившихся на дело отца падальщиков, желающих распилить и растащить бизнес по кускам. Отчим дрался с ними, как бешеный, не жалея сил и собственных денег, и умудрился-таки сохранить в целости дело моего отца.
Переловил и выгнал прочь обнаглевших директоров-ворюг, пытающихся под шумок раздеть и обескровить компанию.
В конце концов в нашей семье Дмитрий Орлов взял решение всего на себя.
Через полгода он полностью восстановил доход фирмы, а еще через год они с мамой поженились.
Для меня это было не меньшим ударом, чем смерть папы. Я долго не могла отойти от шока.
Орлов уговорил мать продать дом и квартиру в Москве, чтобы покрыть долги компании и переехать к нему. Я была против, не хотелось расставаться с домом, в котором родилась, но кто меня слушал?
Я не могла пожаловаться на то, что отчим со мной плохо обращался, притеснял или не давал денег на тряпки. Просто мама смотрела только на него, и это немного бесило. Подобное мне казалось предательством отца. Ведь я была папиной дочкой.
Еще одна проблема в моей жизни - сводный старший брат. Стас Орлов обожал надо мной издеваться. Его любимый способ будить по утрам выглядел так: еще спящую меня поднимали за ногу над кроватью, закидывали на плечо и таскали по коттеджу. Разумеется, тогда, когда родители этого не видели.
Доказать, что он надо мной измывается, я не могла. При моей матери и отчиме сводный брат вел себя, как ангел. Вряд ли Орлов-старший знал, что его сыночек представлял из себя на самом деле.
Жаловаться было стыдно, да и братец нашел бы другой способ издеваться, намного хуже.
Поэтому, когда я получила очередные карманные деньги, немалую сумму, я спустила все на уроки самообороны. Мастер-самбист научил меня нескольким приемам, и я смогла дать отпор брату.
Стас ходил в качалку и занимался боксом, но не профессионально, и пару раз мне удалось его завалить. Я была миниатюрной, шустрой, а многочасовая беготня за модными тряпками и изнуряющие фитнес-тренировки четыре дня в неделю укрепили мое тело. К тому же я не робкого десятка, всегда умела постоять за себя.
Мой фальшивый старший брат слишком часто любит будить меня этим оригинальным способом. Он врывается в мою комнату без спроса.
Не оставляет одну.
Преследует. Под предлогом мнимой заботы о младшей сестричке. Теперь Станиславу не поздоровится.
А еще нас со сводным братом связывала тайна. О которой я не хотела ни думать, ни вспоминать. Мы с ним встречались, но не очень хорошо расстались. Разрыв был настолько болезненным, что я оживала после этого полгода. Никто не знал о моем позоре и моей боли. Даже мама не догадывалась о постыдном секрете. Это было еще до второго маминого замужества. Поэтому, когда объявили, что мы со Станиславом будем жить вместе в одном доме, это стало третьим, окончательным ударом, добившим меня.
После всего того, что между нами было, видеть его ненавистную рожу день ото дня становилось все труднее.
Я мечтала сбежать.
Останавливали две вещи. Отсутствие денег и мама. Если бы не она, я бы так и сделала.
Папа в завещании указал дату - двадцать один год, заветный день рождения, в который я получу свое основное наследство, оставленное им единственному ребенку. Сейчас мне всего девятнадцать. Ждать еще долго.
