© Олег Шах, 2018
ISBN 978-5-4493-0041-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Где-то в голове на дальней полке,
В запыленном жизнью беспорядке,
Солнце на бутылочном осколке
С памятью моей играет в прятки.
Лезет на заборы по соседству,
Рвёт запретный плод поспевшей сливы,
И вкушает сладостное детство
Шкет, до дикой одури счастливый.
Ветер на уме, в глазах беспечность…
Время неподвижно и упрямо
И тогда казалось – будут вечно
Молоды отец его и мама,
Снежною зима и жарким лето,
И не разобьётся на осколки
Всё, что иногда от солнца света
Блещет в голове на дальней полке.
Белые ангелы с чёрными душами
Грязными лапами мир этот рушили,
Чёрные ангелы с душами белыми
Всё собирали и заново делали.
Белые ангелы чёрные внутренне
Знаково шли на молебен заутренний,
Чёрные ангелы в саже от тления
В сердце искали своём просветление.
С темными мыслями, скверной, не чистыми
Белые ангелы, зримо пушистыми,
Словно вороны кружили над чёрными,
В белое лишь изнутри облачёнными,
Речи с небес извергали блевотные,
Сыпали мел на инстинкты животные,
Быть оставаясь в веках обреченными
Кипельно белыми с душами чёрными.
– Кто такие оборотни, пап?
Как они себя от нас скрывают?
Сколько вместо рук имеют лап?
А они хорошими бывают?
Говорят, что когти, как клинок,
Бой невыносимо с ними труден…
– Вот что я скажу тебе, сынок,
Всех страшнее оборотней – люди.
Люди? Ну, да ладно, не смеши.
Знаю точно – быть того не может.
– Ты бы делать вывод не спешил,
Подрастешь и сделаешь, но позже.
То найдёшь, что скрыто на виду
И однажды прямо через двери
Оборотни в жизнь твою войдут
В облике людей, которым верил.
– Пап, и всё? А дальше расскажи.
Из осины кол, я слышал, нужен?
– Кол, сынок, не годен против лжи.
Правды нет для оборотней хуже.
Слыша лишь её от всех подряд,
Нечисти слабеют понемногу
И когда на лжи своей горят,
Предавать, как водится, не могут.
– Так выходит можно их убить?
– Да, выходит можно, но не будем.
Нужно даже к ним добрее быть,
Мы же ведь не оборотни, люди…
Правда – наш заточенный клинок.
Сердце под ребром, не камень бьется…
Глазки закрывай и спи сынок.
Может и без них всё обойдётся.
Однажды случайно мне встретилась смерть,
Сказала, что все однозначно умрут.
Я ей возразил, мол, а если круть верть?
Она мне, смеясь: – Даже если верть круть…
Да ладно, – ей молвлю, – а как же душа,
Она ведь живёт и в загробной тиши?
Вдруг что-то сдавило и я, чуть дыша,
Всё понял… Шепчу ей: – Душить не спеши,
Ещё, дескать, рано, не пОжил сполна,
Пытаясь подняться с земли и присесть,
– Так вот же – смеясь, вновь сказала она —
Лишь я, однозначно, у всякого есть.
Да, это бесспорно, но есть ведь и жизнь?
И в ней лишь одной мироздания суть
Вдруг что-то сдавило, а хочется жить…
Хоть круть верть, а хоть и всё тот же верть круть.
Дождь стучит в окно вторые сутки,
Стал безбрежным уличный ручей.
Что-то с болью хрустнуло в рассудке,
Вламываясь в душу без ключей.
Стрелок ход в часах заклинил оси —
Починить никак не соберусь,
Да подъездной дверью пилит осень
Пьесу про тоску мою и грусть.
На лице черты как будто скисли,
О небес скучая синеве,
Словно в темноте блуждают мысли
По седой от жизни голове.
Тонет пустота в табачном дыме,
Да, уныние грех, но Бог простит —
Он ведь тоже, видя нас такими,
Где-то обязательно грустит,
В облаке седом морщины прячет,
Приласкать рукой своей хотя.
От того, наверное, и плачет,
Хмурясь серой тучей, как дитя,
Лить не прекращая ни минутки
Слёз, которых в мире нет горчей —
Вот тебе и дождь вторые сутки,
Вот и переполненный ручей.
Помню как трещал огонь в печи,
Пахли мёд, сметана и оладушки,
Сдобренные маком куличи —
Made in любовь и руки бабушки.
Как в углу намоленом свеча
Ярко озаряла лики божие,
И петух за окнами кричал,
Что счастливый день под небом прОжили.
А ещё довольно хорошо,
Словно букваря картинки пестрые,
Помню, что семья была большой,
И съезжалась с братьями да сёстрами
В честь рождения бабушкина дня,
Будто табор, с плясками и песнями,
Шумная до одури родня.
И казалось нет того чудеснее,
Чем матрасы по полу гуртом
Расстилать армейскими порядками,
И, накрывшись шубой, спать вальтом,
Обнимаясь с сестринскими пятками.
Утром кренделя и куличи
Маслом не спеша под чай намазывать,
И про то, как немец получил,
Деда заставлять себе рассказывать.
Правда дед не очень про войну,
Всё хитрил шутя о ней уклончиво…
Так мне говорил: – «Ну, слушай, внук.
Началась война, а дальше кончилась.
Так же быстро, как и куличи,
Блинчики, сметана и оладушки.»…
Помню как трещал огонь в печи
У ушедших дедушки и бабушки.
Бросить всё, да уехать в глухую деревню, что ль,
Чтоб с концами концы, ну, хоть как-то, ещё свести.
Развести тараканов, мышей, пауков и моль,
Геморрой и пупочную грыжу приобрести.
На доярке жениться, вкушать молоко и кровь,
Запах сена пьянящий и злобный навоза дух.
Ну, подумаешь, пахнет скотиной моя любовь,
За то, с дому уходит, как только кричит петух.
На околицу выйдешь, хмельные продрав глаза,
За сараем, где свиньи, копает червей сосед —
На рыбалку- кричит- пойдёшь? Ну, а че, я – за!
И до позднего вечера мой потеряют след.
Оттянулся с душой, на кашлял на флакончик грош,
Не Versace тебе не нужны, ни nivea мan —
Был бы ватничек в зиму, да пара в шкафу галош.
Так, на всякий пожарный, лежали худым взамен.
Красотища, да только вот, что мне таить греха —
На край света умчись, во глубины других планет,
Но и там будет нужно усердно грунты пахать.
Хорошо, как известно где нас, и в помине нет.
Когда-нибудь на небе загрустив,
Соскучившись по жизненным порокам,
Я сколочу веселый коллектив
И дам большой концерт земного рока.
Ударными взъерошу рай и ад
И, выдавив гитарой сольник лучший,
Пускай всего на миг верну назад
Ушедшие в века тела и души.
На музыку и шум из тьмы глухой
Придут и отожгут на всю катушку
С восставшими из ада Юра Хой
И Витя, сжав ладонь, споёт «Кукушку».
Кобейн примчится струнами звеня,
Добавив ощущений звуком острых,
Который раз порадовав меня,
Как делал это в давних девяностых.
Тоска пройдёт и канет в лету грусть,
Когда-то знаю быть тому, поверьте.
Нет жизни после смерти, ну и пусть,
Ведь главное – нет смерти после смерти.
Моё счастье имеет обыденный тип строения —
Неказисто на вид, если бегло окинуть взглядом
И всегда, а не часто зависит от настроения
Тех, кто может быть счастлив шагая со мною рядом,
Не имеет размеров охвата своей окружности —
С ним при сборке не могут возникнуть большие сложности…
Моё счастье надежно скрепляет фундамент нужности
И не битой на части обычной любить возможности.
Не из сказок оно, не из снов, не мечтами мнимое,
Не такое, каким за меня и кому-то кажется…
Моё счастье одним только мной и во мне хранимое,
Оно здесь и сейчас и ни с чем остальным не вяжется.