Пролог. Охотник за драконом
Тропинка вилась среди камней, иногда приближаясь к отвесной скале, притиралась к ней вплотную, описывая собой каждый изгиб. Приходилось опираться о камень рукой и идти вперед слегка пригнувшись. Справа был обрыв, внизу бежала река. Пепельно-серые булыжники, огромные, будто свалившиеся сюда из другого мира, в беспорядке развалились по всему руслу. До неглубокой воды от силы два человеческих роста, и если соскользнешь, вряд ли получишь что-то большее, чем синяк. Но падать не хотелось, поэтому приходилось пригибаться, задевая головой выступающие камни.
Старик, показавший путь, ясно выразился, что затея глупая. Попытался продать корзину несвежего мяса, уверяя, что это может помочь и даже сохранить жизнь. Может быть и так. Оставаясь позади, старик буравил спину сомневающимся, недовольным взглядом, но молчал, пока расстояние не стало достаточно большим. Потом произнес: "Ну и дубина. Дурак". Предполагалось, что этих слов уже не будет слышно, поэтому можно было не обращать внимание, сделать вид, что действительно не слышал.
Здесь, в округе, местность была еще дикая, необжитая и одинокий домик, чуть кривоватый, сработанный из дикого камня, собранного тут же, в речном русле, смотрелся неуместно. Старик, живущий в одиночестве, был ворчлив и недоволен, но принял его хорошо – предложил ночлег, сытно накормил. Лес вокруг был богатый, живность непуганая. Много чего рассказывал, без остановки, взахлеб, наслаждаясь вниманием неожиданного слушателя. Дочери, навещающие старика по выходным, после мессы, не обращали внимание на привычную болтовню.
В четверти дня пути лежал маленький шахтерский городок, быстро разраставшийся, и поглощающий густые леса, как клякса, расползающаяся по пергаменту. Везде лежали отвалы пустой породы, из которой возводили жилье и клали мостовую на главной улице. Когда-нибудь это место станет центром цивилизации. А сейчас здесь жил разный сброд, рискнувший испытать себя в горном деле, желающий начать новую жизнь, или скрывающийся от вездесущего ока Ордена, еще не накинувшего на бурно растущий город свои сети. Хотя на площади уже поднимались стены будущей ратуши, а значит скоро здесь появится и Орден.
Толстая кожаная подошва заскользила на гладком камне. Анри споткнулся, и врезавшись в неровную каменную стену, загромыхал железом на всю округу. Зашипел, скорчил недовольную гримасу – если здесь есть враги, теперь они точно знают, что кто-то идет к ним в гости. Поправив съехавшие в сторону поножи, рыцарь повел плечами, расправляя тяжелую кольчугу, спрятанную под холщовой накидкой. Потом снова шагнул по тропе, выбирая опору понадежнее.
Пять лет минуло с тех пор, как он тронулся в обратный путь, в родные края. Путь был долгий. Анри до сих пор не решил, действительно ли он хочет возвращаться. Его ждал Орден и следующая ступень посвящения. Его жизнь полностью перестанет принадлежать ему. Поэтому возвращение превратилось в долгое путешествие с длительными остановками в приглянувшихся краях. Он даже успел обзавестись женой и целый год наслаждался простой сельской жизнью, пока мимо не проехал отряд крестоносцев.
Нарушить обет безбрачия считалось тяжкой провинностью. Хотя нарушали его все, кому не лень, кроме самых упертых и набожных. Конечно, война кончилась, а с ней и обет должен был потерять силу и необходимость. Никто не станет его винить и призывать к ответу, если Орден узнает, что он женат. Но официально снять бремя обета может только Мейстер. Той же ночью, собрав походный скарб и амуницию, Анри покинул жену, оставив ей все нажитое за год как приданое. Касилия молода и красива, новый муж не заставит себя долго ждать.
Мужчина оглядел ущелье, пытаясь угадать, что его ждет за закрывающими обзор деревьями. Впереди слышался звук падающей воды. Воздух дышал прохладой. Он прошел еще немного, придерживая ладонью болтающиеся у ноги поножи и вышел на заваленную большими камнями площадку. Еще дальше располагалось небольшое озеро, почти купель, и водопад искрящимися брызгами, падающий откуда-то сверху. За ним открывался темный зев грота, уходящего вглубь скалы. Анри обошел падающую воду, сторонясь летящих на кольчугу капель, и остановился напротив темного провала.
В конце концов путешествия ему наскучили. Сначала душу заволокло восхищением от открывшейся свободы. Он может делать все что хочет, идет куда влечет взгляд, над душой не висит свод строгих предписаний Ордена, не давит угрюмый вид Мейстера, нависающий над чадами с террасы второго этажа, а папская защитная грамота открывает путь в любые земли. Сам себе хозяин и жизнь вольготно лежит перед тобой, соблазняя прелестями и предлагая разделить обильную трапезу. Подходи и бери!
Но последнее время в душе поселилась томящая тяжесть, уходящая на время буйных попоек и веселых драк в придорожных тавернах, но возвращающаяся, как только Анри оставался наедине с собой и дорогой. В голове возникали мысли о тщете такой жизни – да, свободной и часто радостной, но бессмысленной, как жизнь бабочки-однодневки. С каждым днем тяжесть довлела все сильнее, по капле выжимая радость и новизну из сердца.
Примерно с месяц назад, он остановился на постоялом дворе, в котором услышал байку о злобном чудище, живущем в старых штольнях. Дракон тиранил окружающие деревни, драл скот и воровал молодых незамужних девиц. Сказочник долго и смачно описывал, что именно вытворяют драконы с молодыми девицами. Окружившие барда крестьяне давились слюной и щедро подливали пива, лишь бы рассказчик не останавливался и не упустил ни одной детали. Рыцарь оценил мастерство, с которым сказочник выдаивал простой, необразованный люд, и тоже подкинул ему монетку.
Позже, когда мужичье разошлось, рыцарь поболтал с менестрелем с глазу на глаз, угостив более благородным напитком из своего походного запаса. Рассказчик признался, что такие истории ходят в паре недель пути на восток. Количество сожженных деревень и обесчещенных девиц менялось в каждом рассказе, но дракон всегда оставался на месте, так что что-то из этого может оказаться правдой.
Может быть.
Праздное любопытство тут было ни при чем. Рыцарь вспомнил свое посвящение и образы, которые приходили во время ритуала. Мейстер уверил, что это не просто сны и фантазии. Все виденное правда, но смысл его раскроется позже, когда Анри поднимется на следующие ступени в иерархии. В видениях был дракон. Зверь был умен. Разговаривал с ним, общался как с равным, учил чему-то. На время похода мужчина отринул видения, даже память о них, чтобы те не мешали и не смущали разум. Но уличная история о чудище, рассказанная трубадуром, подняла в душе вопросы, которые терзали Анри после ритуала. Правда ли было то, что он видел? Это толкало снова отправиться в путь.
