1985 г. Минск
– Поедешь работать в какое-нибудь гиблое место, пусть там тебя слушают, – прокурор резко захлопнул папку с очередной жалобой на следователя по особо важным делам Николая Игнатовича.
Такие жалобы прокурору приходилось читать каждый день, и фамилия Игнатовича в них звучала слишком часто. Когда-то подающий большие надежды следователь так и не нашел способа взаимодействовать с системой. Как так вышло, что ответственный, въедливый и принципиальный Игнатович превратился в источник вечной головной боли Прокуратуры БССР? Пожалуй, даже сам следователь не смог бы ответить на этот вопрос. То и дело кто-то сверху предлагал повысить его по службе, но Игнатович, кажется, специально делал все возможное, чтобы не получить новую должность. После того как он перешел на службу в Генеральную Прокуратуру, его регулярно посылали в различные командировки, из которых он приезжал, обычно нажив себе пару или тройку новых врагов.
– Потому что все должно быть по закону, – терпеливо и спокойно говорил он в ответ на любую претензию.
Начальство решило винить в плохом характере следователя сомнительное начало его карьеры на должности адвоката. Проработав несколько лет участковым и оперативником, он поступил на юрфак БГУ. Любопытно, кстати, что поступил он туда на общих основаниях, так как ему не удалось добиться от начальства направления, которое бы существенно могло облегчить процесс поступления.
После получения диплома, естественно с отличием, его отправили работать на несуществующую должность в несуществующее место. Три года по распределению он проработал адвокатом в поселке Бешенковичи. Все это время он помогал жителям деревни писать жалобы в облисполком на соседей, составлять заявления о разводе и, в редких случаях, консультировал несчастных матерей, когда их дети попадались на воровстве деталей с завода или яблок из совхоза. Как он ни старался, помочь таким матерям он не мог, и ему оставалось только растерянно наблюдать за тем, как плачут эти женщины, ерзая на неудобном казенном стуле в сельской юридической консультации. Николай не знал, как себя вести в таких случаях. Утешать он не умел, он умел помогать, составлять прошения о пересмотре дела, о помиловании, об отправке дела на доследование, но все это почти в ста процентах случаев не давало никакого эффекта. В лучшем случае удавалось скостить пару лет. А женщины продолжали приходить и плакать, потому что, несмотря на тяжелый взгляд из-под бровей, каменное выражение лица и топорный казенный язык, женщины видели, что ему не все равно. И похоже, Игнатович был единственным человеком в их жизни, которому было не все равно.
Каким образом ему удалось добиться ссылки в Бешенковичи да еще на должность адвоката, никто так и не сказал, но, зная его характер, предположить было несложно. В очередной раз сказал, что «тут все одни идиоты», в какой-нибудь особенно изощренной форме.
Игнатович, кажется, даже не понимал, что, устраивая все эти дополнительные проверки, экстренные совещания и экспертизы, он просто в более деликатной, а следовательно, и в более обидной форме говорит всегда одно и то же: «Все вы тут одни идиоты, только я один умный и знаю, как должно быть по закону». Возможно, следователь и не имел этого в виду, когда устраивал очередную проверку, но все воспринимали это именно так. Проигнорировать грамотно составленную бумагу было нельзя, но вот устроить массу проблем человеку, который ее составил, было вполне под силу любому, даже самому незаметному и незначительному начальнику.
Раз за разом, независимо от результатов проверок, он оказывался в очередной ссылке в медвежьем углу на пару лет, пока вдруг кто-то не замечал его въедливую настойчивость и педантичность и не начинал проталкивать вверх по карьерной лестнице.
За несколько лет службы в прокуратуре он проработал, кажется, во всех подразделениях, пока не был направлен в отдел по особо тяжким преступлениям, самый почетный и уважаемый отдел, по мнению самого отдела. Теперь Игнатович занимался тем, что ему действительно было интересно: громкими и резонансными делами, которые можно было отправлять на доследование, а иногда даже удавалось добиться пересмотра приговора.
Карьера честного следователя шла в гору целых пять лет подряд, вплоть до 1981 года. В какой-то момент его даже направили в группу, расследовавшую гибель в автокатастрофе Первого секретаря ЦК КПБ П. М. Машерова. Вполне понятное дело, в котором не было какого-то двойного дна. Проблема заключалась в том, что погиб крупный чиновник, а участниками аварии стали машина ГАИ и грузовик «МАЗ». Никому не хотелось, чтобы виновными признали сотрудников ГАИ, но замять гибель такого видного человека было невозможно. Дотошный и внимательный Игнатович по секундам восстановил аварию и благополучно закрыл дело, моментально превратившись в «одного из лучших следователей страны». Любой человек, желающий построить карьеру, решил бы отойти от «работы в поле» и начал бы зарабатывать звездочки на погонах. Теперь уже все ждали от Игнатовича именно этого, слишком высоко ему удалось запрыгнуть в этот успешный период карьеры, но проблема Игнатовича заключалась в том, что «все должно быть по закону». Ему было неинтересно заниматься собственной карьерой, намного интереснее было расследовать дела и защищать невиновных от неумолимой машины правосудия. Сомнительный старт карьеры давал о себе знать.
Осенью 1985 года Игнатовичу должно было исполниться сорок пять лет, его карьера близилась к концу, а количество людей, которые были заинтересованы в ее досрочном завершении, с каждым днем только возрастало.
– Что за гиблое место? – поинтересовался Игнатович у прокурора, глядя своим тяжелым взглядом из-под бровей, благодаря которому следователя побаивались не только осужденные, но и коллеги.
– Под Витебском пропадают девушки, несколько случаев за полгода, – пояснил начальник Игнатовича. – Дело вел твой давний знакомый, – главный прокурор республики замолк в ожидании реакции следователя.
Игнатович вопросительно посмотрел на начальника, а потом молча кивнул.
– Разрешите идти?
Всем было понятно, что для Игнатовича это шанс отомстить старому лису, доказать свою правоту и защитить невиновных. Свою карьеру ему уже все равно было не спасти. Да и плевать он на нее хотел. Никаких особенно больших денег повышение в должности ему не сулило. С женой он развелся несколько лет назад. Детей не было. Единственное, что для него сейчас представляло ценность, так это возможность раскрыть дело, доказать себе, что за несколько лет на задворках жизни он еще не разучился работать.
На следующий день следователь Николай Игнатович прибыл в Витебск. Низкие, припорошенные снегом домики утопали в вечном зимнем сумраке, который обычно опутывает город где-то в ноябре и ослабляет хватку только к апрелю. Этот город Игнатович любил еще с первых дней своей работы в должности адвоката. Деревня Бешенковичи располагалась всего в пятидесяти километрах от Витебска, поэтому именно сюда приходилось ездить отчитываться перед начальством, подавать заявления о пересмотре дел и жалобы от местных жителей. Город не так сильно пострадал от войны, тут еще сохранились старинные и ветхие домики. В них располагались коммунальные квартиры, поэтому местные жители терпеть не могли эти дома из-за отсутствия мусоропровода, лифта и перебоев с горячей водой, но вот вид города эти небольшие особняки украшали, превращая Витебск в совершенно особенное место.