Два рукописных дневника, впервые публикуемых здесь, дают возможность дополнить картину русских паломничеств-путешествий в Иерусалим в очень значимые исторические периоды.
Первый дневник, принадлежащий некоему Серапиону, «до пострижения именовавшемуся Стефаном», подробно повествует об этапах путешествия в 1830 году из Санкт-Петербурга обычным путем русских паломников – через Одессу и Константинополь – в Иерусалим, где и заканчивается описанием иерусалимских христианских достопримечательностей и пострижением Стефана в монахи греческого Патриаршего монастыря. Любопытны в этом дневнике не только непритязательные описания всего виденного и имена представителей православного духовенства, но и факт представления автора перед путешествием императору Николаю I в Петербурге 22 апреля 1830 г. (с ним была послана и какая-то записка графу М. С. Воронцову в Одессу), а также само время его паломничества – вскоре после окончания греческого восстания, очередной русско-турецкой войны 1828–1829 гг. и Адрианопольского мира. Автор упоминает о том, что он вместе с 20 русскими был в первой группе паломников, посетившей Иерусалим после девятилетней войны, имея в виду войну за освобождение Греции.
Второй дневник принадлежит перу человека из другой среды – Николаю Петровичу Поливанову (1832–1909), племяннику А. С. Норова, сенатора и бывшего министра просвещения России, поэта, переводчика и собирателя древностей. В путешествии 1861–1862 гг. Поливанов сопровождал Норова, побывавшего в Палестине два жд ы, после чего им были написаны его известные книги «Путешествие по Святой Земле в 1835 году» (вышла тремя изданиями в 1838, 1844 и 1854 гг.) и «Иерусалим и Синай. Записки второго путешествия на Восток А. С. Норова» (опубликована уже после смерти автора под редакцией В. Н. Хитрово в 1878 г.). Публикуемый «Дневник» служит дополнением и пояснением ко второму путешествию Норова.
Таким образом, перед нами два свидетельства путешествий, написанные: одно – неизвестным монахом, другое – человеком образованным, любительски занимающимся и рисованием, и археологией, и литературой. Их записки, разделенные протекшими между путешествиями 30 годами, во многом совпадают, так как оба путешественника относятся к той же православной христианской традиции и видят те же архитектурные строения, но разнятся уровнем восприятия, кругозором и средой общения, в первом случае – монашеской, во втором – смешанной, в которой и высшие иерархи православной церкви, и бывший правитель Сербии Александр Карагеоргиевич, и знаменитые ученые: немецкий египтолог Генрих Бругш или русский офтальмолог доктор Эдуард Андреевич Юнге.
Кроме того, в самом Иерусалиме и вокруг вопроса о «святых местах» именно с 1830 до 1861 года произошли большие изменения. От Адрианопольского мира 1829 г., закончившего выгодно для России турецкую войну, до Парижского трактата 1856 г., завершившего разгромную Крымскую (Восточную) войну, положение России в мире и в Святой Земле, покровительницей которой она себя считала и называла, серьезно изменилось. В самой России сменился царь, при Александре II начались кардинальные реформы социального устройства (крестьянская, военная, реформа судопроизводства и другие), в Палестине с 1847 г., когда была образована Русская Духовная миссия, усилилось русское присутствие, выразившееся в покупке земель, строительстве Русского подворья в Иерусалиме, увеличении потока паломников. В 1820-е гг. до Палестины добиралось не более 200 русских паломников в год, в 1840-е гг. число их увеличилось в два раза, в 1859 г., незадолго до приезда Н. П. Поливанова и А. С. Норова, паломников из России было уже 950 человек в год, а позже их число дошло до 1098 человек в 1866 г. и до 2035 в 1869 г. (позже количество паломников только увеличивалось, вплоть до Первой Мировой войны, дойдя до 12 тысяч человек, праздновавших в Иерусалиме Пасху 1912 года){1}.
Если Стефан-Серапион видит Иерусалим только в стенах Старого города, то Н. П. Поливанов застает Иерусалим на новом этапе – вышедшим из крепостных стен XVI века. Он упоминает уже и еврейский квартал «Мишкенот-Шеананим» («Мирные жилища», или «Обитель безмятежных», 1858–1860), и Русское подворье (1859–1863). Иерусалим с 1830 г. расширился не только географически, но и «политически» – в нем появились религиозные миссии и консульства многих стран, претендовавших на влияние или хотя бы на присутствие в Святой Земле, что также отмечает Поливанов. Иерусалим при нем и более обширный, и более населенный город, чем при Серапионе. Если в первой четверти XIX в. в Иерусалиме проживало всего 8–10 тысяч человек (среди них примерно 2 тысячи евреев, 3 тысячи христиан и 4 тысячи мусульман), к 1844 году население выросло незначительно, до 15 тысяч человек, то в 1860–70-х годах население города составляло уже от 30 до 40 тысяч человек{2}.
Д. В. Дашков в 1820 г. указывает количество «постоянных жителей» Иерусалима «около 13 тысяч», оговариваясь при этом, что «нельзя ручаться за сие исчисление, ибо во всей Турции нет ни метрик, ни подушной переписи»{3}. А. Н. Муравьев, вероятно, руководствуется неверными сведениями, когда называет в 1830 году цифру «до 30 000 жителей»{4}, П. А. Вяземский в 1850 г. называет те же 30 тысяч жителей, что если и является преувеличением, то небольшим: «Иерусалимский паша сказывал мне сегодня, мая 4-го 1850 г., что жителей в Иерусалиме около 30 тысяч…»{5}. Правда, «Еврейская энциклопедия», изданная Брокгаузом и Ефроном, считает, что в 1856 г. население Иерусалима составляло только 18 тысяч человек{6}, но этот разброс в цифрах следует отнести к неточным сведениям, даваемым турецкими властями.
Все сказанное позволяет представить место публикуемых свидетельств в общей картине русского паломничества в Палестину, особенно если сравнить их с известными и современными им образцами.
В том же 1830 году, что и Стефан-Серапион, посетил Палестину известный русский религиозный писатель и церковный деятель Андрей Николаевич Муравьев (1806–1874), «Путешествие ко Святым местам» которого (вышедшее с 1832 по 1848 гг. пятью изданиями) произвело, как известно, большое впечатление на русскую публику. Напомню, что у Пушкина есть незаконченная рецензия 1832 года на это произведение, упоминаемое им также в предисловии к «Путешествию в Арзрум» (1836), а привезенная Муравьевым из Палестины пальмовая ветвь послужила Лермонтову толчком к написанию стихотворения «Ветка Палестины».
Сам Муравьев в стихотворении «Паломник» так определяет свое стремление в Палестину:
Я принял крест, я посох взял,
