Любите ли вы гулять в парке? Хотя, нет – спрошу по-другому. Есть ли у вас знакомый ворон, с которым вы можете прогуливаться в парке? Дело в том, что вороны одни из лучших рассказчиков, такие истории знают, сказочники обзавидуются. Уж поверьте мне, я с такой птицей знаком и знаю, о чём говорю.
Вот представьте – идёт густой снег, косой штриховкой перечёркивает деревья, скамейки в парке. Голова ворона выныривает из снежных нитей, как челнок у ткацкого станка:
– О чём я говорил? Ах, да! О том, что зимой охотно веришь в судьбу, в высший божий промысел. Да оно и понятно, время то вокруг волшебное – разгар Сочельника. Из таких пустяков чудеса могут возникнуть, остаётся только удивляться. Вот, например, пуговица.
– Пуговица?! Даже и не знаю, какое с ней чудо может случиться… Разве что, проглотить её по неосторожности.
– А вот и не скажите! Завтра могла бы произойти замечательная история, но она не завяжется именно из-за этой самой пуговицы. Вот послушайте! Наблюдаю я за одним молодым писателем. Каждую пятницу он ходит в гости к милой старушке. Проживает та недалеко от Гоголевского бульвара, в квартире под самой крышей старого и очень заслуженного дома. Обитает она там с котом, добротными плюшевыми креслами, вся в зеркалах и театральных афишах. А! Забыл сказать, старушка эта раньше служила в театре костюмером. Собственно, она с шитьём и сейчас помогает, перед особо важными премьерами. Вот, за театральными историями наш писатель к ней и заглядывает.
Чай пьёт да всякие интересности в блокнот записывает. Мечтает он сотворить книгу. Но беда его в том, что пишет он, вроде, правильно да грамотно, а читать скучно. Душа за буквами не угадывается.
Завтра, в ранних зимних сумерках, выйдет он от старушки, застёгивая на ходу пальто. На втором пролёте лестницы, пуговица выскользнет из пальцев, повиснет на секунду на истончившейся нити и сорвётся. Зацокает весело вниз по ступеням. Рванёт писатель за ней, по пути оттолкнув какую-то тётку с сумками. Бормотнёт сквозь зубы – то ли извинение, то ли ругательство, там и не разобрать будет.
Пуговицу он, конечно, поймает. В пыли весь вымажется, взмокнет от усилий. Из подъезда на улицу вывалится, а волхвов и не заметит. Только хвост ярких одежд за углом и мелькнёт.
А ведь могло быть по-другому, если бы не пуговица. Спускался бы он по лестнице и встретил девушку. Да, да, не толстую тётку с сумками, как ему со спеху-то показалось, а вполне симпатичную и нежную девицу с тортом. И случилось бы чудо, та самая любовь с первого взгляда, о которой в книгах пишут. И после этой встречи стал бы он сочинять совсем другие истории. И сразу бы все театральные зарисовки наполнились жизнью, закрутились вихрем, ожили. Вот вы знаете, что такое любовь? То самое кружение в танце. Я, когда за моим писателем подглядываю, это очень хорошо ощущаю – танец и кружение. Вот он только из метро выходит, а мне сверху бульвар зимой видится, как белая река. И несёт она человечков внизу, как малых рыбёшек. Только иногда чей-то пестрый шарф, как плавник промелькнёт. И ширь такая грудь распирает, хочется кружиться и петь… Это и есть любовь.
Писатель наш потом в подъезд нырнёт, а я его уже у окна выглядываю, с подоконника. Высматриваю, как они там со старушкой чай с печеньем пьют, все такие домашние и оранжевые, под бахромчатым абажуром. С котом вот подружился, славный такой кот – иногда меня через форточку в квартиру пускает, пообщаться. Конечно, когда хозяйки дома нет. Зачем старушку то зря пугать?! Да–а–а… жаль, что так любовь и не случится. А всё из-за пуговицы.
– И что, ничего поделать нельзя?! Ну, может вы адрес писателя знаете? Так я подъеду, объясню. Как смогу, конечно.
– Пустое дело, мой друг. Писатель наш скорее оторвёт эту пуговицу, чем будет её пришивать. Да и сами понимаете, как–то это неправильно, вот так вот в лоб в тонкие материи вмешиваться. Хотя… я же могу попробовать через кота действовать! Кот – животное наиумнейшее и очень ловкое.
– А волхвы? Как же с ними?
– Волхвы?! Кришнаиты! Они к Арбату пойдут. Когда писатель наш счастливой птицей из подъезда вылетит, из-за угла только хвост ярких одежд и промелькнёт. Но так и должно быть. Пусть волхвы остаются волхвами. Это же только символ, главное, чтобы вы в них поверили.
На следующий день, в самый Сочельник, недалеко от Гоголевского бульвара, в квартире под крышей старого и заслуженного дома, мелькнёт в зеркалах кошачья лапа.
– С чем это ты там, негодник, играешь?! Это же пальто нашего гостя, почти оторвал пуговицу! Вот что, голубчик, пока вы тут чай пьёте, я вам её быстро пришью. И даже не спорьте! Делов-то, на копейку, пуговицу пришить.
***
Обычно, после прогулки мы взлетаем. Ворон – над городом, а я вслед за ним. И ничего, что только в мыслях, полёту не всегда нужны крылья. Мы видим белую реку бульвара и слышим голубой звон ранних зимних сумерек. И несёт река человечков внизу, как малых рыбёшек, мелькают пестрые плавники шарфов. А чудеса прорастают из пустяков, в кружении и танце. Впрочем, оно и неудивительно, время то вокруг – волшебное, самый разгар Сочельника.
