События, о которых я сейчас вспоминаю, относятся к давно минувшим дням, к моей далёкой юности.
Уже больше двух десятков лет зовут меня «дедушкой», но я совсем не ощущаю себя старым; мой внешний облик, заставляющий уступать мне место или поднимать оброненную мною вещь, так не гармонирует с моей внутренней бодростью, что заставляет меня конфузиться всякий раз, когда люди выказывают такое почтение моей седой бороде.
Мне было лет двадцать, когда я приехал в среднеазиатский большой торговый город погостить к брату, капитану N-ского полка. Жара, ясное синее небо, дотоле невиданное; широкие улицы с аллеями из высочайших развесистых и тенистых деревьев посередине поразили меня своей тишиной. Изредка не спеша проедет на осле купец на базар; пройдёт группа женщин, укутанных в чёрные паранджи и белые или тёмные покрывала, подобно плащу скрадывающие формы тела.
Улица, на которой жил брат, была не из главных, от базара находилась далеко, и тишина на ней стояла почти абсолютная. Брат снимал небольшой дом с садом; жил в нём один со своим денщиком и пользовался лишь двумя комнатами, а три остальные поступили всецело в моё распоряжение. Окна одной из комнат брата выходили на улицу; туда же смотрели два окна той комнаты, что я облюбовал себе как спальню и которая носила громкое название «зала».
Брат мой был человеком очень образованным. Стены комнат сверху донизу были заставлены полками и шкафами с книгами. Библиотека была прекрасно подобрана, расставлена в полном порядке и, судя по каталогу, составленному братом, обещала много радостей в новой для меня, уединённой жизни.
Первые дни брат водил меня по городу, базару, мечетям; временами я бродил один в огромных торговых галереях с расписными столбами и маленькими восточными ресторанами-кухнями на перекрёстках. В снующей, говорливой толпе, пёстро одетой в разноцветные халаты, я ощущал себя словно оказавшимся в Багдаде, и всё представлял себе, что где-то совсем рядом проходит Аладдин со своей волшебной лампой или бродит никем не узнаваемый Гарун-аль-Рашид. И восточные люди, с их величавым спокойствием, или же, наоборот, повышенной эмоциональностью, казались мне загадочными и притягательными.
Однажды, бродя рассеянно от магазина к магазину, я вдруг вздрогнул как от удара электрического тока и невольно оглянулся. На меня пристально смотрели совершенно чёрные глаза очень высокого, средних лет человека с густой короткой чёрной бородой. А рядом с ним стоял юноша необычайной красоты, и взгляд его синих, почти фиолетовых глаз также был устремлён на меня. Высокий брюнет и юноша оба были в белых чалмах и пёстрых шёлковых халатах. Их осанка и манеры существенно отличались от всех окружающих; многие из прохожих подобострастно им кланялись.
Оба они уже давно двинулись к выходу, а я всё стоял как заворожённый, не в силах победить впечатление от этих чудесных глаз. Опомнившись, я бросился за ними, но подбежал к выходу из галереи в тот самый момент, когда столь поразившие меня незнакомцы уже были в пролётке и отъезжали от базара. Юноша сидел с моей стороны. Оглянувшись, он чуть улыбнулся и сказал что-то старшему. Но густая пыль, которую подняли три осла, закрыла всё, я больше ничего не мог видеть, да и стоять под отвесными лучами палящего солнца был больше не в силах.
«Кто бы это мог быть?» – думал я, возвращаясь туда, где их встретил. Я несколько раз прошёл мимо лавки и наконец решился спросить хозяина:
– Скажите, пожалуйста, кто эти люди, которые только что были у вас?
– Люди? Люди много ходила сегодня мой лавка, – хитро улыбаясь, сказал он. – Только твой, верно, не люди хочет знать, а один высокий чёрный люди?
– Да-да, – поспешил я согласиться. – Я видел высокого брюнета и с ним красавца юношу. Кто они такие?
– Они наша большой, богатый помещики. Виноградники, – оуяй, – виноградник! Ба-а-льшой торговля ведёт с Англия.
– Но как же его зовут? – продолжал я.
– Ой-я, – засмеялся хозяин. – Вся горишь, знакомиться хочешь? Он – Мохаммед Али. А молодой – Махмуд Али.
– Вот как, оба Магометы?
– Нет-нет, Мохаммед только дядя, а племянник – Махмуд.
– Они здесь живут? – продолжал я спрашивать, рассматривая шелка на полках и соображая, что бы такое купить, чтобы выиграть время и узнать ещё что-нибудь о заинтересовавших меня незнакомцах.
– Что смотришь? Халат хочешь? – подметив мой парящий взгляд, спросил хозяин.
– Да-да, – обрадовался я предлогу. – Покажите мне, пожалуйста, халат. Я хочу сделать подарок брату.
– А кто твой брат? Какой ему нравится?
Я понятия не имел, какие халаты могут нравиться брату, так как ни в чём другом, как в кителе или пижаме, пока ещё не видел его.
– Мой брат – капитан Т., – сказал я.
– Капитан Т.? – воскликнул с восточным темпераментом купец. – Я его хорошо знай. Ему уже есть семь халатов. На что ему ещё?
Я был смущён, но, скрыв своё замешательство, храбро сказал:
– Да он их все раздарил, кажется.
– Вот как! Наверно, друзьям в Петербург посылал. Ха-а-ро-ший халаты покупал! Вот, смотри, Мохаммед Али для своя племянница велел прислать. Ой-я, халат!
И купец достал из-под прилавка чудесный халат розового тона с серовато-лиловыми матовыми разводами.
– Такой мне не подойдёт, – сказал я.
Купец весело рассмеялся.
– Конечно, не подойдёт; это женская халат. Я тебе дам вот, – синий.
И с этими словами он развернул на прилавке великолепный фиолетовый халат. Халат был несколько пестроват; но тон его, тёплый и мягкий, мог понравиться брату.
– Не бойся, бери. Я всех знаю. Твой брат – приятель Али Мохаммед. Мы не можем продавать его приятелю плохо. Твой брат – ха-а-роший человек! Сам Али Мохаммед его почитает.
– Да кто же он, этот Али?
– Я же сказал, – большая важная купец. Персия торгует и Россия тоже, – ответил хозяин.
– Не похоже, чтобы он был купец. Он, наверное, учёный, – возразил я.
– Ой-я, учёный! Учёный он есть такой, что и у твоя брат все книги знает. Твоя брат тоже ба-а-льшой учёный.
– А где живёт Али, вы не знаете?
Купец панибратски хлопнул меня по плечу и сказал:
– Ты, видать, здесь мало живёшь. Али дом – напротив твой брат дом.
– Напротив дома брата очень большой сад, обнесённый высокой кирпичной стеной. Там всегда мёртвая тишина, и даже ворота никогда не открываются, – сказал я.
– Тишина-то тишина. А вот сегодня будет не тишина. Приедет сестра Али Махмуд. Будет сговор, пойдёт замуж. Если ты сказал, что Али Махмуд красавец, то сестра – ой-я! – звезда с неба! Косы до пола, а глаза – ух!
Купец развёл руками и даже захлебнулся.
– Как же вы могли видеть её? Ведь по вашему закону паранджу нельзя снимать перед мужчинами?
– Улица нельзя. У нас и в дом нельзя. А у Али Мохаммед все женщины дома ходит открыта. Мулла много раз говорил, да перестал. Али сказал: «Уеду». Ну, мулла и молчит пока.
