В начале 2000 года телеканал «Культура», весьма уважаемый многими за хорошие передачи и отсутствие рекламы, предложил мне участвовать в проекте «Дворцовые тайны» в роли автора и ведущего этой передачи. Подумав немного, я согласился и со временем даже примирился с названием передачи. Как известно, если в заголовке не будет слов «тайна» или «расследование», то многие люди и смотреть не станут. Дирекцией мне была предоставлена полная свобода творчества, которой я и воспользовался, рассказывая с экрана современным людям о людях XVIII века. Мне повезло, что режиссером моих передач была талантливая и оригинальная женщина Татьяна Львовна Малышева и что почти все съемки проходили в Петергофе, доныне процветающем под благотворной властью несравненного директора Вадима Валентиновича Знаменова. Постепенно преодолевая скованность и страх, я все больше и больше увлекался передачами. Письма же, которые присылали мне зрители со всех концов страны, говорили, что эти передачи люди смотрят, и это воодушевляло – оказывается, слова о любимом мною XVIII веке не пропадают в пустоте и кого-то трогают.
Сам я – профессиональный историк, специалист по русской истории XVIII века, написал несколько научных монографий и много популярных книг и статей, предназначенных для замечательного российского «широкого» читателя – умного, образованного, интересующегося всем на свете. Дело в том, что с годами я понял: интерес к прошлому неистребим в каждом человеке, чем бы он ни занимался. Наверное, этот интерес вызывается течением самой жизни. Рано или поздно человек, понимая тщету или, наоборот, ценность своей (уникальной для него) жизни, невольно ставит ее в некий ряд, цепочку подобных человеческих жизней, большинство из которых уже когда-то оборвались. И тогда человеку остро хочется «вскочить в машину времени», на минутку «заглянуть в прошлое», понять, как жили они, люди прошлого, в другом (и в то же время похожем на наш) мире, что они чувствовали, как относились друг к другу. Тут-то и возникает потребность в слове историка, которому можно довериться, зная, что он не будет врать, исходя из политических соображений или ради красного словца.
Но зачастую, взяв на первый взгляд «аппетитную» историческую книгу и удобно устроившись с ней на диване, читатель быстро остывает к ней – так порой скучно, занудно, наукообразно и бедно бывает слово профессионального историка. А порой со страниц книги, написанной неисториком, «вылезает» столько невежества, авторского самомнения, поучений или, еще хуже, пренебрежения к людям прошлого. Ну как же, ведь они не знали, что такое самолет, лазерное оружие, не держали в руках «мобилу», и уже только потому, что жили в «несовершенном» прошлом, они кажутся глупее его самого!
Больше всего я боюсь именно таких впечатлений от своей книги, поэтому изо всех сил стремлюсь не разрушить зыбкого следа, оставшегося от прошлого, стараюсь передать все его своеобразие и – в то же время – отразить свои ощущения от соприкосновения с ушедшими человеческими жизнями. Я убежден, что как бы мы ни вооружались всевозможной техникой, большинство из нас никогда не будет умнее Вольтера или Ньютона, талантливее Моцарта или Ломоносова. Словом, к людям прошлого нужно относиться с уважением – ведь они уже не могут ответить на наши порой вздорные претензии, они навсегда замолчали, как замолчим и мы, также став беззащитными перед суждениями потомков.
С такими мыслями я вел передачи этого цикла, а потом писал эту книгу. Каждая главка – новелла об одном из героев русского XVIII века. Вместе они представляют собой полсотни звеньев единой цепи человеческих жизней, которая тянется во времени из одной бесконечности в другую…
Е. В. Анисимов
Санкт-Петербург, февраль 2005 г.
Неумолимый рок и нелюбимый сын: царевич Алексей Петрович
Единокровные враги
Один из сподвижников Петра Великого гвардейский офицер Александр Румянцев описывал в письме к приятелю, как поздней ночью 26 июня 1718 года Петр I вызвал его к себе в Летний дворец. Войдя в царские апартаменты, Румянцев увидел такую сцену: возле сидевшего в кресле государя стояли глава Синода архиепископ Феодосий, начальник Тайной канцелярии (политической полиции того времени) граф Петр Толстой, его заместитель майор гвардии Андрей Ушаков, а также супруга Петра, Екатерина Алексеевна. Все они успокаивали плачущего царя. Обливаясь слезами, Петр приказал Румянцеву и трем другим офицерам тайно умертвить своего старшего сына, царевича Алексея Петровича, заключенного в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. Это был финал подлинно шекспировской драмы, развернувшейся на глазах всех российских подданных…
Будущий конфликт отца и сына, их отчужденность, переросшая затем во вражду, были предопределены изначально тем положением, в котором оказался наследник российского престола. Царевич Алексей – сын Петра от первой жены Евдокии Лопухиной – родился 18 февраля 1690 года. Мальчику было всего восемь лет, когда у него отняли мать. Царь приказал сослать ее в монастырь и насильно постричь в монахини. Алексей сильно переживал разлуку с матерью, но отец запрещал ему видеться с бывшей царицей – старицей Еленой суздальского Покровского монастыря, и, узнав однажды, что царевич, уже семнадцатилетний, тайком ездил в Суздаль на свидание с матерью, был вне себя от гнева.
Петр не любил старшего сына, как живое и неприятное напоминание о неудачном первом браке. Он назначил Алексею содержание, определил учителей и воспитателей, утвердил программу образования и, занятый тысячами срочных дел, успокоился, полагая, что наследник на верном пути, а если что – страх наказания поправит дело. Но Алексей, оторванный от матери, отданный в чужие руки, сирота при живых родителях, терзаемый болью и обидой за мать, конечно, не мог стать отцу близким человеком. Позже, на допросах под пытками, он показал: «… Не токмо дела воинския и прочия от отца моего дела, но и самая особа зело мне омерзла…» Тем более не возникло близости между отцом и сыном позже, когда у царя появилась новая жена Екатерина Алексеевна, которой не нужен был пасынок. В сохранившейся до наших дней переписке Петра и Екатерины царевич Алексей упоминается два-три раза, и ни в одном из писем ему нет даже привета. Письма же отца к сыну холодны, кратки и бесстрастны – ни слова одобрения, поддержки или ласки. Как бы ни поступал царевич, отец им был вечно недоволен. Во всей этой трагедии виноват был только царь. Когда-то он отмахнулся от мальчика, отдав его на воспитание другим, чужим и мелким людям, и уже через десять лет получил за своей спиной врага, не принимавшего ничего из того, что делал и за что боролся его отец.
