Перелет дался Марине тяжелее, чем обычно. Десять часов – сначала она ворочалась в кровати, изредка проваливаясь в сон. А потом время тянулось, как жвачка. Хоть и самолет был великолепный, и кресла удобные, но рядом был чужой теперь человек, который и не подозревал, что он – чужой. Разговаривал с ней, как с любовницей. Целовал пальцы. Смотрел внимательно, по-мужски. Как бы не вздумал он к ней приставать! Не по графику, конечно, но ведь они будут в одной гостинице.
С особым удовольствием Марина рассказала ему про проблемы со здоровьем. Зря он, конечно, спросил, очень зря. Перенесенное воспаление легких, общее истощение организма, нервный срыв – это все от безумного ритма жизни. Съемки, работа, да еще и в такую горячую предпраздничную пору, диплом, выставка – тут и взрослый мужик сломается, не то что хрупкая девушка.
— Понимаю, – говорил Георг, поглаживая ее коленку. – Расслабься. Тебе ничего не надо делать, я все сделаю сам.
Это звучало на редкость двусмысленно.
Он за ней ухаживал. Не как русские мужчины – нет, пледом не укрывал, кофе не приносил. Для этого есть стюардессы, обслуживающий персонал. Но вот гаджеты свои отложил и бумаги тоже убрал в папку. И разговоры разговаривал, проникновенно расспрашивая ее о планах, о проблемах. Опять же о здоровье ее. Очень подробно. С его точки зрения, видимо, это должно было выглядеть очень трогательно. И Марина совершенно напрасно раздражалась – еще недавно такое его внимание было пределом мечтаний. Как мало прошло с тех пор времен и как много! Целая жизнь.
Осторожно забирая пальцы из руки Георга, она улыбалась ему подчеркнуто-натянуто, переводя все разговоры в рабочую плоскость. Он не сдавался, и эта игра начинала походить на выманивание кошки из корзинки. Ей протягивали колбаску, а Марина лишь отмахивалась когтистой лапкой, мучительно подсчитывая оставшееся им время для тесного общения. Не выйдет кошка из укрытия, не ждите.
Радовало хотя бы то, что они с ним не наедине. В самолете были и юристы, и переводчики, и неизменный Серж. Чего-то более интимного, чем переплетенные пальцы, Георг бы никогда себе не позволил даже несмотря на наличие в самолете двух спален.
К моменту посадки самолета в Шереметьево Марина мечтала только об одном – раствориться на просторах Москвы, как ноябрьская снежинка на мостовой, убежать, затеряться в недрах родного города.
Спасай, Москва, прошу тебя!
И она не подвела.
Еще на послеполетном досмотре они разделились. Отчего Марина решила лететь по российскому паспорту? Судьба, не иначе. Как гражданка Российской Федерации она проскользнула в зеленый коридор. Таможенник, кокетливо ей улыбавшийся, выдал ручную кладь, намекнул на номер телефона и отпустил очень быстро. Привет тебе, город!
Ей не нужно было дожидаться специально заказанного автобуса, не нужно было пугливым пингвином перемещаться вместе со всей группой. Ехидно окинув взглядом толпу алчных журналистов, их встречавших (об их наличии Марину никто не предупредил, а значит – контракт она не нарушала), вильнула хвостом и была такова. До железнодорожного терминала «Аэроэкспресса» добралась межтерминальным трансфером (*аналог метро), влетела в экспресс за несколько минут до отправки, едва переведя дух. Поездка до Белорусского вокзала отнимет всего 50 минут, есть время все взвесить и продумать план. Все, как любит Арат и не любит Марина.
Зачем она опять его вспомнила? Или правильнее, почему никак не хотела отпустить? Кошки скребли на душе. Улетая, разочарованная, бесконечно уставшая, она написала совсем не нежные слова. Так было нельзя: ей хотелось сделать ему больно, а ударила Марина себя, и пожалуй, даже куда больнее. Тогда ей казалось: ее эта выставка, такая трудная, такая долгожданная, как знамя ее свободы, как самое важное в жизни, не может его не задеть. Он просто обязан быть рядом с ней.
А прилетев в Москву, выдержав этот бесконечно долгий и мучительный полет рядом с Георгом, отчетливо поняла: ничего ей Арат не был должен. Вообще ничего. Это он ее вытащил с того света — тогда, на яхте. Это он был ее огоньком все это время – то согревая, то обжигая, то освещая – но совершенно точно делая ее жизнь и светлее, и теплее. А она… Предъявила ему счет.
Что теперь? Пустота, нет, пожалуй — пустыня.
За окном Аэроэкспресса летела декабрьская Москва. Снежная, нарядная, вступившая на веселую дорогу предновогодней чехарды хлопот. Нет, Нью-Йорк совершенно не так красив, а она и забыла. В нем не было этой морозной кутерьмы, этих многих месяцев воспоминания о лете. Наша зима была изумительно красива. Марина когда-то читала, что патриотом можно стать, лишь имея возможность сравнить объективно. Похоже, она становилась по-настоящему русской только теперь, ощутив, как скучала.
Белорусский вокзал, такой родной! Мелькнула было мысль сорваться к родителям и погасла. Просто так им падать на голову на пару часов – лишь их расстроить. А в гостиницу нужно явиться вовремя, ибо контракт. И дальше все ее время будет расписано, как по клеточкам школьной тетради. Обещать им Марина не сможет вообще ничего.
Да и роль эскорт-девушки в делегации Георга вряд ли понравится Выгодским-старшим.
Это были малодушные, трусливые мысли. Марина все понимала, но поделать с собой ничего не могла.
Времени оставалось достаточно. Погода стояла отличная, выпал снег: свежий, пушистый, девственно-чистый, и она решила дойти до Охотного ряда прямо по Тверской улице пешком. Минут сорок, не больше. Задумчиво шла, обгоняемая куда-то спешившими горожанами и машинами, смотрела на небо, мечтала. Дышала Москвой. Пошел снег красивыми крупными хлопьями — совсем как тот, в Нью-Йорке.
Уже дойдя до станции метро Тверская, Марина поняла вдруг, что устала. Глупая была идея переться так далеко! За дни сидения в обнимку с мольбертом она отвыкла ходить. Ноги скользили по снегу.
Мимо здания Правительства Москвы она уже проползала, упорно топая в сторону Охотного ряда и проклиная ту внутреннюю идиотку, не позволявшую все бросить и проехать на метро хотя бы туда! Но нет, она шла.
Зато выходившие из автобуса преданные "подданные короля Георга" — их группа— в ее слова о том, что она плохо перенесла перелет, укачалась, устала и вынуждена была прогуляться, поверили сразу и безоговорочно. Даже Георг не предпринял попыток общения. Мало того – сам позволил ей выбрать номер на отдельном от их группы этаже и ничего не сказал, не возразил. Только ради этого стоило топтать снег на Тверской!
Отказавшись от ресторана, Марина сразу ушла в свой номер и упала там на кровать, как подкошенная. Спать. А думать уже будет завтра.
***
Утренняя суматоха не оставила и минуты на мысли. Вломившийся с утра Серж приволок парикмахера, кучу одежды, даже гримера. Кудахтал что-то о завтраке, который она пропустит обязательно, изголодается, будет несвежа, бледна и ослаблена. Ничего нового, впрочем, ей не привыкать. В душ отпустил, негодуя. Потом понеслось привычное "макияж, прическа, выбор наряда", только в финале ей светил не стенд фона и прожектора фотосессии, а деловой завтрак с прибывающими уже вот-вот делегациями. Российской и монгольской.
