Октябрьский вечер встретил выходящих из метро неприветливо. Моросил дождик, да, и ранние сумерки оптимизма не прибавляли. Данила поежился и поднял воротник своей кожанки. Он не успел опустить руки в карманы, как его кто-то задел, пробегая рядом. Не то чтобы грубо или нарочно. Просто торопился мужик, хотя мог бы извиниться. Провожая высокую фигуру недобрым взглядом, Данила подавил в себе возникшее желание догнать светловолосого наглеца. Тот явно спешил. Выбравшись из толпы, высокий незнакомец в сером плаще перешел на бег. Однако метров через десять торопыга споткнулся и с размаху шлепнулся в лужу. Это выглядело очень нелепо, поскольку бедолага даже не попытался как-то смягчить падение. Он не вытянул руки перед собой или не завалился набок, чтобы не упасть в лужу. Он даже не откинулся инстинктивно назад, видя перед собой грязь. Наоборот, голова высокого мужчины, словно от подзатыльника, дернулась вперед, и он, будто нырнул, за ней следом.
Серый плащ еще не долетел до лужи, а Данила застыл на ходу от пронзившего его ощущения. Глухой звук, предвосхитивший падение торопыги, напоминал звук раскалывающегося от удара переспелого арбуза. Такой же звук бывает от пропущенного удара пяткой в голову у зазевавшегося каратиста. Это Данила знал по себе. Однажды на соревнованиях его товарища по команде послали в нокаут круговым «урамаваси». Жестким, вырубающим, в пронос. Был такой же звук, когда голова кореша дернулась набок. Боец медленно падал и, судя по бездумному взгляду, уже потеряв сознание. Так было и сейчас, только ни татами, ни кимоно, ни судей рядом.
Постепенно вокруг лежащего в луже мужчины собрались прохожие. Кто-то попытался помочь бедняге подняться, но торопыга не подавал признаков жизни. Если бы он застонал или хотя бы пошевелился. В свете уличных фонарей было видно, как потемнели его светлые волосы на затылке. Гнетущая тишина только усугубила положение. Она нависла над горсткой людей, молча смотревших, как ткань серого плаща становится темной то ли от дождя, то ли от воды в луже, то ли еще от чего-то. Прохожий в шляпе попытался нащупать пульс на шее лежащего мужчины. По тому, как смельчак отрицательно покачал головой и стал вытирать платком что-то липкое на пальцах, окружающие все поняли. Истеричный женский вопль подтвердил страшную догадку Данилы. Смерть настигла высокого мужчину еще до того, как он упал. Наверное, несчастный предчувствовал ее приближение. Потому и бежал, расталкивая прохожих. Только его затылок догнала не пятка. Это могла быть только пуля.
Вокруг началась суета. Заохали и запричитали женщины. Толпа у лужицы перегородила тротуар, встав перед выходящим из метро людским потоком, словно плотина. Данилу оттеснили к поручням у самой дороги, и краем глаза он заметил, как синий «Форд», припаркованный у выхода из метро, заторопился, нагло втискиваясь в плотный поток машин. Лишь некоторое время спустя, прокручивая в памяти увиденное, Данила понял, чем привлек его внимание тот синий «Форд». На ходу кто-то закрывал опущенное стекло задней правой двери. Конечно, пассажир мог просто курить в салоне, выпуская струйку дыма в приоткрытое окно, а потом закрыл его. Но шел дождь, и ветер дул как раз в приоткрытое окно.
Особого желания ждать полицию и давать свидетельские показания у Данилы не было. Да и что он мог сказать больше, чем те, кто стоял рядом с лужей. Заслышав сирену, приближающуюся к месту происшествия, парень в кожаной куртке незаметно выскользнул из толпы. На парковке у «Макдональдс» с утра стояла его старенькая «шестерка». Вернее, этот «Жигуленок» принадлежал отцу, Эдуарду Петровичу Некрасову, который три года назад, в качестве подарка на выпускной в «Бауманке», преподнес сыну ключи и доверенность. Несмотря на предпенсионный возраст Эдуарда Петровича, все до сих пор звали его Эдиком. То ли в силу легкого характера, то ли из-за неуемной тяги к прекрасному полу, то ли из-за постоянно отпускаемых шуточек, – трудно сказать почему, но по отчеству к стареющему весельчаку никто не обращался. Так было и на семейном торжестве. Нежно обняв сына за плечи, отец протянул новоиспеченному инженеру ключи и с намеком произнес:
– Как думаешь, Дэн, лучше иметь старенький автомобиль и молодую жену или наоборот?
Тогда гости дружно засмеялись и начали давать советы, но Данила запомнил только отцовское похлопывание по спине. В тот вечер он впервые почувствовал себя с ним наравне. Отец говорил с ним, как с мужчиной, вернее – с приятелем. Вот за эту удивительную искренность в общении отца и любили. Друзья, сослуживцы, однокашники и все их жены. С некоторыми из них у Эдика была слишком тесная дружба. Сын догадывался об этом лет с десяти. Примерно тогда же отец начал звать его Дэном. По первым трем буквам инициалов. Так и повелось.
Эти воспоминания промелькнули в голове у Дэна, когда он вставлял ключ в зажигание. «Жигуленок» нехотя «прокашлялся» и привычно заурчал. Машина словно сама аккуратно вырулила на проспект и покатилась по привычному маршруту домой. Все мысли водителя были заняты странным случаем, произошедшим десять минут назад. Какая нелепая смерть.
Впрочем, нелепой ее трудно назвать. Мужика явно застрелили. В затылок. Выстрела или хотя бы хлопка слышно не было, но снайпер был неподалеку. Издалека жертву узнают среди толпы в лицо. Стреляли в затылок, значит, стрелок был рядом. Скорее всего, сидел в машине. Торопыгу, похоже, ждали в засаде у метро. Надо же. Лихие девяностые давно прошли. Да и стреляли тогда банкиров и директоров, а этот, в сером плаще, на преуспевающего бизнесмена или депутата не похож. На метро ездит.
Возможно, почувствовал опасность и побежал. Скорее всего, увидел кого-то. Если бы это было в метро, торопыга мог бы там и остаться. В толпе проще затеряться. Значит, что-то его насторожило на выходе. Тот синий «Форд» стоял аккурат у выхода, и окошко у него в дождь открыто было. Все-таки ждали мужика. Ждали. Вот только зачем?
Дэн не сразу сообразил, что его отвлекает звонок сотового. Причем, явно не его телефона. На свой-то он реагирует даже во сне. Прислушался. Из левого кармана куртки доносилась какая-то классическая мелодия. Инженерное образование не позволяло Дэну отличить Моцарта от Листа, но, что-то было «из той оперы». Постоянная привычка держать руки в карманах навсегда изменила их форму. Они напоминали оттопыренные уши. Причем, оттопыренными настолько, что не нужно было разжимать кулаки, прежде чем высвободить их. А в силу своего характера, Дэн проделывал это достаточно часто.
