Глава 9
По прозвищу «Зверобой»
Вот уже более четырёх веков, не сломленный ни Смутным временем, ни Октябрьской революцией, ни Великой Отечественной войной, на маленькой речушке с непривычным нашему языку названием Оскол стоит город, гораздо чаще встречаемый нами с приставкой Старый. Давным-давно уничтоженный боями, шедшими прямо на его улицах, вместе с другими разрушенными немцами городами СССР он пережил пекло войны и вскоре, подобно птице феникс, восстал из собственного пепла. И даже теперь, спустя столько лет, когда воинов того времени уже почти не осталось, Старый Оскол остался верен вечной, нерушимой памяти, выжженной печатью в сердцах тех, кто жил и живёт здесь. Хотя сам по себе этот небольшой город особо не выделяется средь остальной провинции, в нём всё же хватает того очарования, чтобы увидев его лишь раз, хотелось возвращаться сюда снова и снова, хотя бы ради того, чтобы снова ощутить эту неповторимую атмосферу. Зелёный, отдающий последние краски уходящего лета Старый Оскол, в 2001 году уже готовился встретить необыкновенно раннюю осень. Вдоль и поперёк исчерченный самой настоящей паутиной скверов, парков и лесов, тихий провинциальный городок в своём пока ещё летнем убранстве был великолепен. Гуляешь, порой, по улицам, и любуешься: куда ни пойдёшь – везде зелень! А бродить подальше от всей этой городской суеты по лесу – одно удовольствие!
Но один здешний лес особенный. Он и сейчас называется – лесопарк «Ублинские горы». Большой, светлый, спокойный – гулять по такому настоящее раздолье! Вот только здешние горожане не любят сюда захаживать. Странно, не правда ли? А разгадка этого феномена проста – в самой его чаще притаилось одно особое заведение, куда мало кому нравиться попадать. Угловатое, мрачное, неприятное на глаз девятиэтажное здание городской больницы №2 грозно возвышалось над окружающим его лесом. Кажется, будто и не больница это вовсе, а тюрьма – тюрьма, где могут запереть всякого, кто подаёт малейшие признаки нездоровья телом или духом.
На восьмом этаже этого бетонного монолита у самого окна, подобно богу, вершащему судьбу этого мира, задумчиво стоял мужчина в одеянии, включающем в себя белые халат, колпак, марлевую повязку и резиновые перчатки. Скрывая своё истинное лицо от остальных, из-за маски проглядывали только его строгие серые глаза и немного смуглый, покрытый тонкой сеткой морщин лоб. Упершись ладонями в подоконник, глядя сквозь мутное после дождя стекло, мужчина совсем отстранился от остального мира. Вот уже целых три дня в городе на северной окраине Белгородской области стояла ненастная погода. Стальной ватой тучи закрыли собой солнечный свет, заражая людей под ними эпидемией гнетущей тоски. Порывистый, непривычно холодный ветер раскачивал из стороны в сторону увядающие после летнего цветения деревья, порождая зелёные волны, попутно вздымая в воздух клубы городской пыли. Погрузившись в свои мысли, врач задумчиво вглядывался куда-то вдаль и наверное, мог бы ещё долго так простоять, если бы его не окликнули:
– Виктор Палыч!
Визгливый женский голос с непривычки резал уши, однако мужчина в халате в ответ даже не поморщился. Вместо этого он обернулся и увидел, как к нему на своих коротких ногах подбежала низенькая, пухлая женщина в возрасте. Одетая в светло-синее облачение, лицо медсестры было покрыто толстым слоем пудры, а её пухлые губы густо разукрашены ярко-красной помадой.
– Что, Люба? – устало ответил врач.
– Да вот, новые истории вам принесла.
В руках Люба крепко держала какие-то бумаги. Тяжело вздохнув, Виктор Палыч неохотно забрал из рук женщины истории болезни.
– Сколько сегодня?
– Четверо.
– Урожайный денёк… – сквозь зубы заметил он.
– А что поделаешь – дураков везде много! – тяжело вздохнула женщина.
Пересчитав истории болезни, Виктор Палыч переспросил Любу:
– Ты сказала, четверо?
– Четверо – подтверждая свои слова, увесисто кивнула она.
– А здесь – показал он карты – Только три истории. Где четвёртая?
– А четвёртой ещё нет.
– Как это нет, Люба? – начал было возмущался Виктор Палыч – Опять потеряли?
– Да её и не было! – в ответ оправдывалась медсестра.
– Так заведите! Как я, по-твоему, лечить его буду?
– А как мы её заведём, если мы даже фамилии не знаем?
Изрядно удивившись, врач всё так же возмущённо переспросил Любу:
– Что значит – не знаете?
– А то и значит! – возмущённо ответила медсестра – Приехал какой-то парень на грузовике, привёз девушку. Сказал только, что в аварию попала и имя назвал – Аней её зовут. Документов нету, фамилии нету – как нам, по-вашему, историю делать?
Необыкновенная таинственность ситуации заинтриговала врача. Недовольство в этих серых глазах вытеснило удивление.
– А что с ней?
– Сотрясение мозга тяжёлое, левая нога ранена, плюс кровопотеря большая – артериальное. Всё в порезах от стекла – руки, ноги, лоб…
– Переливание сделали? – первым делом спросил врач.
– Да, только она, пока ехала, литра полтора потеряла – уже двое суток из комы не выходит. У неё вдобавок четвёртая положительная оказалась – еле нашли на складе. Но в общем-то, вытащили девчонку. Мы её на всякий случай прокапали там всем, чем нужно, ногу забинтовали, порезы прочистили – должна скоро прийти в себя. Как очнётся, вам её из реанимации сразу же переведут.
– А что с парнем? У него фамилию почему не спросили?
– Да он умчался сразу! Я ещё тогда его запомнила: патлатый – страх один! И бледный как смерть. Нервничал страшно… – нахмурилась Люба.
– Ну ты уточнила, конечно – только отмахнулся от неё Виктор Палыч.
Внезапно он услышал сзади частое, гулкое, непрерывно нарастающее эхо: кто-то быстрым шагом спешил куда-то. Врач задумчиво обернулся и увидел, как к ним с Любой навстречу буквально летит молодой человек в чёрной кожаной куртке с длинным плащом до пола. Высокие кожаные сапоги неизвестного оставляли грязные следы на сияющем до блеска больничном кафеле. Суровые карие глаза парня пристально уставились на него. Чёрные как смоль волосы стояли дыбом.
– Гляньте-ка – а вон он! Сами у него и спросите – кивнула Люба на спешившего к ним неизвестного, и тут же крикнула – Молодой человек, бахилы оденьте!
Но тот будто не слышал гневного крика медсестры.
– Овсянников Виктор Павлович? – подойдя поближе, поинтересовался у мужчины Савелий.
– Точно так.
– Добрый день – протянул он врачу свою красную, мозолистую ладонь.
– Не такой уж добрый – в ответ Виктор Павлович строго убрал руки в карманы – Это первое. Не имею привычки жать руки – профессиональная этика. Это второе. И третье: что вам нужно?
– Мне сказали, вам передали Аню – Савелий был и без того мрачен, так что суровый приём его не испугал.
