– Так вот, молодой человек, я не стану скрывать – положение вашей матери действительно тяжёлое. Предстоит очень сложная и опасная операция.
От этих слов Саше стадо вдруг тесно и жарко в кабинете главного врача областной больницы, от запаха лекарств закружилась голова. Дрожащими пальцами юноша пытался расстегнуть жёсткий ворот рубашки, но это никак ему не удавалось. Наконец, разозлившись, он рывком потянул за воротник; оторванная пуговица со стуком упала на пол, заставив парня вздрогнуть.
– Доктор, но как же так? – Саша с трудом проглотил тугой комок, застрявший в горле. – Совсем недавно я был у мамы, и она сказала мне, что ей намного лучше. А вы говорите…
Седой врач с сочувствием взглянул на него, понимающе покачал головой.
– Она щадила вас, жалела, не хотела лишний раз беспокоить, – объяснил он.
Доктор устало снял очки, отчего морщины, казалось, ещё глубже прорезали его лицо, встал с кресла и подошёл к Саше. Ему было жаль парнишку и понятно его горе. Мать Саши была очень тяжело больна, честно говоря, положение её почти катастрофическое. Но что делать, современная медицина может пока ещё далеко не всё!
Доктор подобрал с пола пуговицу, и протянул её Саше.
– Мужайтесь, молодой человек, – вздохнул он, но вдруг заметил испуганно взметнувшиеся глаза юноши и тут же поправился:
– Нет, то есть да, вашей матери действительно стало несколько лучше. Но для более полного обследования и излечения мы решали отправить больную в центр.
Саша низко опустил голову.
– Значит, маме на самом деле очень плохо, – тихо проговорил он, и такая тоска отразилась в его глазах, что доктор по-отечески обнял паренька за плечи, стал успокаивать:
– Ну, что ты, что ты? Ничего страшного в этом нет, всё обойдётся, и отчаиваться не стоит, просто на несколько месяцев вам придётся разлучиться с вашей матерью. Она поправит своё здоровье, подлечится, отдохнёт. Глазом не успеете моргнуть, как пролетит это время, – улыбнулся врач. – А завтра утром пусть ваш отец…
– У меня нет отца, – торопливо прервал его Саша,
– Понимаю… В таком случае заходите сами. Необходимо оформить документы.
– Хорошо. Спасибо. До свидания, – Саша повернулся к двери, но затем, быстро обернувшись, спросил:
– А сейчас… сейчас мне можно к маме?
Доктор на мгновение задумался.
– Пожалуй, можно. Но лишь на пять минут, – предупредил он. – И ещё вот что: говорите с матерью поменьше – больной говорить вредно. Пока ещё.
Он приоткрыл дверь и пригласил дежурную медсестру. Она вошла и вопросительно взглянула на доктора.
– Выдайте молодому человеку халат и проводите к Одинцовой в восьмую палату. Но только на пять минут, – ещё раз строго напомнил доктор.
Получив халат, Саша стрелой взлетел на второй этаж. Девушка-медсестра еле-еле успевала за ним. Очутившись перед белой знакомой дверью, он остановился, перевёл дыхание, а потом осторожно потянул за дверную ручку.
– Мама!
– Сынок! – голос матери был очень тихим, слабым, чуть слышным. И вся она так изменилась, что Саша с трудом узнал её. Кожа на лице сморщилась и пожелтела, глаза слезились, а волосы, её чёрные вьющиеся волосы, которые так нравились ему, потускнели, стали какими-то серыми, в беспорядке разметались по подушке.
У Саши мучительно сжалось сердце.
– Мама, мамочка!
Мать протянула к нему руки, обняла его и, заметив жалостливый взгляд сына, спросила:
– Страшная я стала, да, сынок?
– Ну, что ты, мама, – Саша нежно провёл ладонью по её руке – худенькой, тоненькой, почти детской.
А мать вглядывалась в него огромными слезящимися глазами:
– Похудел. Наверное, не ешь совсем? И пуговица оторвалась, – она ласково погладила сына по щеке, поправила воротничок рубашки.
– Ну что ты, – повторил Саша, – нормально питаюсь. А пуговица – вот она.
– Ты знаешь, меня отправляют…
Саша молча кивнул головой.
– Как же ты теперь? Что будешь делать без меня? Ты хотел поступать в институт, мечтал стать художником.
– Мама, – дрожащим голосом протянул Саша, – не думай об этом. Со мной всё будет хорошо. А пройдёт совсем немного времени, и мы снова будем вместе.
В дверь несмело заглянула девушка-медсестра.
– Пора, – шепнула она.
Саша судорожно сжал руку матери.
– До свидания, мама, – сказал он.
Мать молчала и широко раскрытыми глазами так смотрела на него, будто навсегда прощалась с ним, будто видела его в последний раз. Саша встал, подошёл к двери, оглянулся. Мать лежала маленькая, беспомощная.
– Мама! – Саша опять подбежал к ней, прижался щекой к её руке, стал целовать её пальцы.
– Мама, родная моя! – вновь и вновь повторял он.
Молоденькая медсестра стояла у двери, слёзы катились по её щекам.
Саша почти выбежал из палаты.
И хотя лицо его матери было влажно от слёз, на её губах замерла тихая, спокойная улыбка.
Со стуком, громко и резко закрылась больничная дверь и будто разделила весь мир надвое. Он – здесь, а мама – там…
В сквере было непривычно тихо. Ни единой души вокруг, всё словно замерло. Моросил мелкий осенний дождик. Дождя почти не было видно, чувствовалось лишь, как лицо становятся мокрым, совсем как от слёз, да тихий, едва слышный шелест раздавался над годовой. Казалось, деревья шепчут о чём-то, успокаивая и снимая боль и тревогу, лежащие на сердце.
Одинцов присел на мокрую скамейку, не замечая дождя, обхватил руками голову. Мама, милая мама! Саша редко говорил матеря ласковые и нежные слова, он считал это неудобным, да и ненужным в его возрасте – что он, в самом деле, маленький что ли? И вот только теперь, когда она удалялась от него, он понял, как дорога ему мать и как он её горячо любит. Мама, милая моя! – думал Саша. – О, если бы я мог снять твою боль, облегчить твои страдания! Если бы от моей горячей сыновней любви тебе стало хоть немного легче!
…Они жили вдвоём – мать и сын. И никогда раньше Саша не задумывался над тем, любит ли он её – конечно же, любит! – разве может быть иначе, разве может сын не любить свою мать?!
Они жили вдвоём, маленькой, но очень дружной семьёй. И никогда мать не ругала, не кричала на сына. Но если он напроказит, «схватит» в школе «двойку» или зальёт красками стол, достаточно было одного её укоризненного взгляда, чтобы ему становилось нестерпимо стыдно.
Они жили вдвоём. Но не всегда это было так. Когда-то, давным-давно, когда он был ещё маленький и пешком ходил под стол, их было трое. Детские воспоминания часто возвращали Сашу в то счастливое время, как кто-то большой, сильный, брал его на руки, подкидывая к самому потолку, щекотал колючими усами, говорил ему на ухо что-то очень смешное, отчего он хохотал во всё горло.
