Старик чинит острогу.
Его потемневшее от загара, в глубоких морщинах лицо покрыто мелкими капельками пота. Соломенная шляпа и накидка защищают от прямых солнечных лучей, но не от влажной жары. В этот час все, что способно двигаться, ползать, ходить, летать, плыть, прячется в самые укромные уголки сельвы и Великой Матери. Я должен бы вернуться в свою пещерку и отдохнуть там, набраться сил после неудачной утренней охоты. Вечером из притока приплывут Мамита и Тонто, и мы объединим силы в поисках рыбы: омете или вкусной серебристо-желтой каинды. Каинда покрыта шипами, ведет себя осторожно, выходит кормиться только в предзакатные часы. Не всякому она по зубам. Но Мамите что каинда, что белоспинный краб – все едино, она может и с молодым кайманом побороться, если нужно. С тех пор, как мы познакомились, я узнал больше охотничьих уловок, чем за всю предыдущую жизнь.
Да, я должен бы вернуться…
Вместо этого я прячусь у берега, за грудой мелкого, выброшенного бурей топляка, и смотрю на него. Я стараюсь дышать тихо, почти не выпуская фонтанчиков.
Почему меня так тянет к этому двуногому? Сам не знаю. Пламя его жизни способно скорее оттолкнуть, чем привлечь – темное, цвета грозового облака, с легкими проблесками багрянца и серебра. Он живет здесь давно, этот убийца убийц, и воды Матери покорились ему. Я видел, как он охотился на черных кайманов, воровавших рыбу из его ловушек…
В канун новолуния старик встретил у водопоя большую самку йавы. Она только что дожрала пекари и отмывалась. Гром, вспышка, визг, струйка ее крови, расплывающаяся в белой воде… Я боялся этой кошки, очень боялся – однажды она напала и преследовала меня в воде до тех пор, пока я не обманул ее, нырнув так глубоко и так надолго, что от нехватки воздуха легкие мои почти разорвались. И обрадовался ее смерти.
Но я не из-за нее приплыл. Быть может, старик привлекает меня своим упрямым одиночеством? Да, это правда… рядом с ним нет двуногих, ни самца, ни самки. Нет даже молодняка.
У меня тоже никого нет. Мамита и Тонто не в счет, они не моя семья. Мы просто стали на время стаей ради охоты. Когда начнется сезон дождей, они уйдут по разливу, и я останусь совершенно один…
Один…
Светловолосый парень, который ведет катер – Энди, что ли? – уже в который раз оглядывается на меня и подмигивает. Я не реагирую. Его улыбочка бледнеет, он вновь смотрит вперед, и по его плечам и затылку я понимаю, какими эпитетами он награждает меня сейчас. Пожалуй, я даже могла бы подсказать ему пару-тройку новых выражений. Но лучше не надо, это провинция, а не шальной Рио, где парни на любую подколку могут тебя шутливо отбрить и при этом не обидеться за свою драгоценную мужскую честь.
Энди… нет, все же его зовут иначе… прибавляет скорость, хотя необходимости в этом нет. Моя прическа погибает бесславной смертью, дышать нечем – ветер бьет в лицо. Прекрасно. Он уже начал мне мстить за пренебрежение.
– Потише, друг!
Он делает вид, что не слышит. Я тянусь вперед и хлопаю по правому плечу, потом ору, что есть сил:
– Сбрось скорость!
Он выполняет мой приказ буквально, и я едва успеваю упереться ладонями в спинку переднего кресла. Поганец сделал это намеренно. И знает, что я это знаю. И ждет от меня соответствующей реакции.
Низко над водой пролетает цапля, торопясь к гнезду. Откуда-то доносятся голоса поющих сомиков. Сельва смотрит на нас тысячью глаз и ждет.
Я спокойно выпрямляюсь и вздыхаю. Потом потягиваюсь, словно ленивая сытая кошка, разводя руки и закидывая их за голову. Он опять оборачивается, и глаза у него лезут на лоб. Я намеренно замираю секунд на десять в этой провоцирующей позе, потом, словно очнувшись, поправляю одежду, застегиваю рубашку на все пуговки, до самого верха, и нежно-нежно улыбаюсь возничему:
– Ой, как хорошо, что ты остановился. Забыла предупредить, меня на большой скорости укачивает. Слабый вестибулярный аппарат. Ты настоящий джентльмен, Э… Энрике.
Фу, вспомнила, наконец, его имя.
Он бормочет нечто маловразумительное, сплевывает за борт и запускает мотор на малые обороты:
– Так пойдет, сеньорита Ривалду?
Ну и ну, мы можем быть вежливыми. Я улыбаюсь, сладкая, как сто кило сахара:
– Ага. Спасибо тебе, ты просто чудо. Никогда не встречала такого заботливого парня, даже в Рио.
Я наблюдаю за тем, как из-за воротничка его рубашки выползает предательская краснота. Каменное лицо – довольно симпатичное, кстати – оттаивает. Давно бы так…
…а все-таки у президента транснациональной компании «Регент Лодж Инкорпорейтед» и крупнейшего спонсора нашего факультета Мануэла Келадо мог бы быть более воспитанный сын. Видно, природа действительно отдыхает на детях сильных мира сего. И Мануэл не без причины отправил сына работать простым помощником управляющего в один из своих самых отдаленных отелей на берегу Амазонки.
Последнюю часть пути мы с Энрике преодолеваем в мирном молчании. Он помогает мне выбраться из катера, выносит вещи и коробки с продуктами и по-джентльменски прощается.
– Я завезу вам воду и еду через шесть дней. Не беспокойтесь.
– Я и не беспокоюсь, ты человек ответственный и надежный.
Эх, переборщила с лестью. В его глазах появляется хорошо мне знакомое выражение восхищения, смешанного с примитивным желанием. Я торопливо добавляю:
– Мой жених такой же. Думаю, вы понравитесь друг другу.
Энрике мрачнеет и торопливо запрыгивает обратно. Через пару минут стук мотора раздается уже с середины медленно текущей реки, а еще через минуту в него вплетается песенка:
Ай, сокровище, не смотри на меня так, не надо,
Ай, прекрасная, не смотри на меня так, не надо,
Любовь в моем сердце глубже Матери рек,
