Хруст снега заставляет поднять голову.
Беримор, я узнаю этот город моментально, взорванная школа до сих пор горит, морозный ветер приносит с собой запах гари и человеческих тел, что не дождались пощады от Фиби.
Снег падает хлопьями, но я не чувствую холода, как и страха перед человеком, который медленно, шаг за шагом приближается ко мне.
Смотрю на него во все глаза и стараюсь запечатлеть в памяти всё: голубые глаза, черные волосы, уверенную походку и ауру силы, что он несёт с собой, словно знамя.
Зак останавливается в метре от меня, его лицо в крови, собственно, как и черная одежда. Что меня удивляет, так это отсутствие оружия. И как он собрался убить меня? Голыми руками?
Я помню, он обещал это сделать.
А я обещала себе – бежать.
Но не двигаюсь с места. Что-то на задворках памяти приказывает мне не шевелиться и просто смотреть, наблюдать, запоминать. Пока есть такая возможность.
Стоит снежинкам упасть на лицо Закари, как они моментально окрашиваются в алый.
Красиво и жутко до безобразия.
Зак стоит и смотрит на меня, а я тем временем начинаю задыхаться. С каждым следующим вдохом кислорода вокруг меня становится всё меньше и меньше. В груди поднимается паника, но она вызвана вовсе не мужчиной передо мной, а тем, что я прячу в темном ящике памяти. Надпись на нём гласит "Не открывать!".
– Зак, – шепчу я и прижимаю ладонь к горлу.
– Всё хорошо.
Озираюсь по сторонам, но ничего не вижу, только снег. Нет больше школы, разбитого города, руин и брошенных машин.
– Не уверена, – пищу я.
– Смотри на меня, – приказывает он, и мой взгляд возвращается к его лицу. – Ты долж-на вы-жить, – по слогам произносит Зак.
Хмурюсь, не понимаю, к чему он это говорит.
Отнимаю руку от горла и протягиваю её вперед, но Закари словно отдаляется, хотя его ноги недвижимы.
Чертов ящик с пугающей надписью приоткрывается, и я позволяю ему это.
Зака здесь нет.
Его тут не может быть.
– И ты, – говорю я и опускаю руку, она безвольно свисает вдоль тела, а пальцы сжимаются в кулак.
Печальная улыбка лишь на мгновение появляется на его лице и стремительно пропадает.
– Ты должна выжить, – повторяет Зак с напором.
Осматриваюсь по сторонам, но теперь я не в Бериморе. Белая пустошь приобрела новые очертания. Это девятка.
Это всего лишь сон.
Глубоко вдыхаю и смотрю в голубые озера глаз Закари.
– Для чего? – спрашиваю я Зака, вспоминая, что случилось. – Зачем всё это?
Я так хочу заплакать, чтобы он подошел и обнял меня. Чтобы снова говорил про то, что я ему нужна. Про то, как он меня обожает. Помню ту теплоту, что испытала, когда Зак сказал это, лежа у меня на кровати.
Тогда всё было прекрасно.
Я была безумно счастлива и не думала, что в эту же ночь потеряю всё.
– Я жду тебя дома, – говорит он. – Ты не имеешь права умереть там… одна.
Всё же всхлипываю. Зак даже во сне остается собой.
– Как всегда командуешь, – шепчу я.
Ещё одна улыбка.
Как жаль, что все это не по-настоящему.
– Снова запрещаешь мне умирать, – с какой-то долей обиды говорю я.
– Только вместе со мной, – говорит Зак и подступает на шаг ко мне.
С его руки капает кровь, но я льну щекой к ладони.
– Только вместе, – твердо говорит он, проводя большим пальцем мне по щеке, рисуя алый полукруг. – Ты меня поняла?
Киваю и делаю шаг к нему. Тянусь руками, но Зак исчезает, и я оседаю на снег. Смотрю на место, где он только что стоял и ничего там не вижу.
Ни единого следа.
Ни одной капли крови.
– Я не умру, – шепчу я в пустоту. – Я обещаю тебе. Клянусь, что не умру.
Очнувшись во второй раз, приподнимаюсь, прикасаюсь к виску и морщусь от боли, от этого пульсация в черепной коробке становится невыносимой, и я снова падаю, ложусь на бок и подтягиваю колени к груди.
Вспоминаю сон и держусь за него как за спасательный круг. Зак жив. Пусть это глупо или недальновидно верить в сон, но я не могу противиться желанию ощущать хоть невидимое, но всё же присутствие Закари Келлера. Это делает меня сильнее, даже если я валяюсь на бетоне и мысленно скулю, как побитая собака.
Я бы заплакала, вот только слёз нет. Злость, ярость и ненависть. Этот спектр чувств направлен на весь гребаный мир, на Лексу, на отца. Это действительно был он, мне не причудилось. Услышав его голос, я опешила. Что он вообще тут делает? И "тут" это где? На краткий миг я решила, что спасена.
Какая наивность.
Он врезал мне по голове прикладом автомата. И какого хрена он в военной форме? Мой дед, его отец, был военным, на этом всё.
Если быть честной, я стараюсь думать только о нём. Не могу позволить мозгу переключиться на пирс, где случилось ужасное. Рэнли и Волк мертвы. И всё это из-за моего отца?
Да и не отец он мне вовсе.
Мыслей слишком много для больной головы. Прикасаюсь пальцами к волосам – засохшая кровь. Вокруг меня бетон. Серый и неприветливый, рядом с моей головой капли крови, карябаю их пальцем. Кровь засохла, я тут нахожусь слишком долго.
Адски хочу пить.
Когда я очнулась в первый раз, то стащила с головы мешок, вон он валяется у стены. Как и веревки, что связывали мне руки и ноги. Запястья немного саднит, но это такая мелочь.
Снова проваливаюсь в беспамятство и пробуждаюсь от протяжного скрипа двери. Не открываю глаза и продолжаю лежать. Получаю легкий толчок под ребра. Ногой. Кто-то проверяет жива я ещё или нет. Даже не морщусь от боли, напрягаю слух и, кроме копошащегося возле меня человека, ничего не слышу. Стараюсь никак не выдать себя, человек садится на корточки, тяжело вздыхает, словно не знает, что делать со мной.
Это не отец, не знаю откуда, но я уверена, человек возле меня мне не знаком. От него пахнет солью и потом.
Он проверяет пульс на запястье, я поднимаю веки и встречаюсь взглядом с зелеными глазами.
"Ты должна выжить".
Достаточно взрослый мужчина не успевает даже нахмуриться, молча отталкиваюсь рукой от бетонного пола и бросаюсь на него. Голова гудит, но сейчас мой единственный шанс на спасение, он сопровождается внезапностью и тем, что человек не знает, на кого напал.
Военный не успевает оттолкнуть меня, и я впиваюсь ему в шею, смыкаю челюсти и прокусываю кожу. По подбородку стекает терпкая теплая кровь. Сжимаю зубы ещё сильнее и дергаю головой. Получаю удар под ребра и, вскрикнув, разжимаю челюсти. Мужчина отталкивает меня, и я снова падаю на пол.
– Чёртова тварь! – вскрикивает он и зажимает рану на шее.
Отползаю к стене, не сводя взгляда с мужчины, сплевываю кровь и кусок плоти. Не потрудившись стереть следы преступления с лица, улыбаюсь. Как долбанная психичка.
У меня нет причин на улыбку. Ни единой, но я не сдерживаюсь и начинаю смеяться, пока не слышу щелчок предохранителя.
– Встала!
Поднимаюсь и перестаю улыбаться. Смотрю на высокого статного военного и вижу в его глазах полнейшее недоумение. Не ожидал? А вот я уже не удивляюсь своим порывам.
